Скачать книгу

желания как-либо двинуться навстречу по сути дела. Он повторял, что по-прежнему отсутствуют «доказательства» доброй воли на немецкой стороне. Реагируя на призыв посла не ворошить прошлое, а подумать о нехоженых путях, В. Молотов увязал готовность сделать это по получении удовлетворяющих разъяснений по трем пунктам: «антикоминтерновский пакт», поддержка Германией агрессивных действий Японии, попытки исключить СССР из международных отношений[171].

      4 августа Шуленбург телеграфировал в МИД Германии: СССР «преисполнен решимости договориться с Англией и Францией». В сообщении для Вайцзеккера от 14 августа посол уточнил, что главное для Советского Союза в данный момент – воздействие на Японию.

      От большинства историографов лета 1939 года ускользал до последнего времени один немаловажный факт: разговоры на темы общего улучшения отношений между СССР и Германией велись Г. Астаховым на основе официальных публикаций о советской внешней политике и отрывочных информаций, поступавших в постпредство из Москвы. Инструкций перед встречами с Вайцзеккером, Шнурре или Риббентропом он не получал.

      28 июля 1939 года В. Молотов телеграфировал Г. Астахову: «Ограничившись выслушиванием заявлений Шнурре и обещанием, что передадите их в Москву, Вы поступили правильно»[172]. На советском дипломатическом языке это означало запрещение и на будущее активно участвовать в диалоге, если из Москвы не поступит других указаний.

      Пока установлено три случая пусть не слишком внятной, но все же ориентировки Москвой своего представительства по центральной на то время политической проблеме. 4 августа Астахов получил от Молотова телеграмму по поводу обращения Риббентропа: «По первому пункту мы считаем желательным продолжение обмена мнениями об улучшении отношений, о чем было мною заявлено Шуленбургу 3 августа; что касается других пунктов, то многое будет зависеть от исхода ведущихся в Берлине торгово-кредитных переговоров»[173]. Астахову не поручалось доводить это до сведения Г. Шнурре. Проведя, как сообщал поверенный в делах, «в духе… указаний от 4 августа» беседу со Шнурре[174], он вышел, строго судя, за пределы данных ему полномочий.

      Между прочим, из уст К. Шнурре 4 августа впервые прозвучало понятие «секретный протокол» к кредитному соглашению, в котором фиксировалось бы «обоюдное стремление» улучшать германо-советские политические отношения. В. Молотов среагировал (это второй случай) предостерегающей инструкцией: «Считаем неподходящим при подписании торгового соглашения предложение о секретном протоколе». Мотив – «неудобно» создавать впечатление, что «договор, имеющий чисто кредитно-торговый характер… заключен в целях улучшения политических отношений. Это нелогично, и, кроме того, это означало бы неуместное и непонятное забегание вперед»[175].

      Наконец, откликаясь на аналитическую записку Г. Астахова, в которой дипломат излагал свои предположения насчет интересующих немцев

Скачать книгу


<p>171</p>

ADAP. Serie D, Bd. 6, Dok. 766; Год кризиса, документ № 525. В данном случае богаче нюансами советская запись.

<p>172</p>

Год кризиса, документ № 510.

<p>173</p>

Там же, документ № 528.

<p>174</p>

Там же, документ № 529.

<p>175</p>

Год кризиса, документ № 532.