LITMIR.BIZ

      В царскую каюту Миних явился рано утром.

      Шесть больших венецианских окон смотрели на кормовую раковину, два других, прорезанных в бортах, вглядывались в тёмные воды Финского залива. Стены каюты украшала резьба, потолок кровоточил ярко-красным дамастом, пол устилал расшитый золотом ковёр.

      Пётр Фёдорович сидел на краю дивана, обшитого бахромой, покрытого белым дамастом с позументами. Монарх выглядел немного лучше, вырванный у ночи кусочек пошёл ему на пользу. Над головой государя раскачивался фонарь.

      – Я жду вашего совета, друг мой. Что нам делать?

      Миних бегло глянул на заплаканных дам – сомнительное украшение каюты, наряду с многочисленными зеркалами, мраморным камином, красным деревом, палисандром и литой бронзой.

      – Забудьте об Ораниенбауме. Надобно плыть в Ревель к тамошнему флоту, мой государь, – ответил фельдмаршал. – В Ревеле мы сядем на военный корабль и уйдём в Пруссию, в Кёнигсберг, где находится армия Фермора. Имея восемьдесят тысяч солдат, мы вернёмся в Россию.

      Миних глянул на императора, тот молча ждал. «Большой ребёнок, – подумал граф. – Ждёт, когда за него решат взрослые. Большой ребёнок, который подарил мне свободу, и которого я должен спасти».

      – Мы вернёмся в Россию, и, даю вам слово, не пройдёт и шести недель, как я освобожу для вас престол. Верну державу вашей милости. Что скажете, государь? – Гордый подбородок Миниха смотрел в бортовое окно.

      Пётр III мелко тряс головой, глаза полузакрыты, рот приоткрыт. Фельдмаршал тяжело вздохнул: кажется, он поспешил в благоприятной оценке здравия императора.

      – В Ревель? – послышался женский шёпот. Усилился, перешёл в гул.

      – Невозможно! – закричали дамы. – Матросы не в силах грести до Ревеля!

      – Вёсла донесут их до Гребецкой слободы20!

      – Боже, что с нами будет?

      Миних распрямил плечи.

      – Что ж, – возразил граф. – Мы поможем гребцам! Все примемся за вёсла!

      – Вот уж нет! – запищала графиня Воронцова. – Это немыслимо!

      Каюту затопили бурные протесты. Графиня Брюс плакала в голос. С переборки на переборку перепрыгивали тени высоких причёсок.

      Захлебнувшись в женском визге, император дёрнулся, глотнул воздуха и, вздрагивая всем телом, попытался встать с дивана. Не получилось.

      – Орнб…

      Все замолчали.

      – Оранб… – снова попробовал Пётр Фёдорович, и только с третьей попытки смог: – Ораниенбаум… мы плывём в Ораниенбаум…

      Так решил государь.

      Миних поклонился большому ребёнку и покинул каюту под звук хлопающих ладошек.

      «Всё кончено», – подумал фельдмаршал в дверях.