LITMIR.BIZ

Скачать книгу

hasis>. Приведенные здесь официальные и частные точки зрения позволяют не только уточнить и дополнить аргументацию статьи, но и осветить предысторию и развитие описанных в ней явлений. А кроме того, они наглядно опровергают ошибочное мнение, будто я выступаю за некую «восточную идентичность». Ровно наоборот. Речь идет об одном из понятий в социальной философии Жака Рансьера: «дезидентификация»[1]. Статью также критиковали за недостаточную дифференциацию. На мой взгляд, дифференциация в нашем случае не что иное, как не видеть за деревьями леса. А сейчас самое время подумать о лесе.

      Во времена, когда сама демократия стоит на пороге кризиса, тем более важно обсудить, каковы ее шансы на выживание у нас в Германии. Как легко нанести урон демократии, мы можем наблюдать на примере соседних стран, не говоря уж о повсеместном росте диктатур. Германии нечего надеяться на долгосрочную общественную стабильность, если кардинально не изменить тональность разговоров о «Западе» и «Востоке», если не прекратить остракизм, которому восточные земли систематически подвергаются уже более тридцати лет, если не остановить муссирование их радикально-политических, экономических и социальных недостатков. Чтобы решить проблему, необходимо наконец понять, в какой точке пути мы сейчас находимся. Вглядимся попристальнее. Вроде бы всё как на ладони, надо только четко сформулировать. По большому счету я не скажу ничего нового. Кто хотел знать – знает. Но вдруг удастся представить что-то в новом свете.

Дирк ОшманнЛейпциг, ноябрь 2022

      1. Какую историю мы хотим написать?

      По ту сторону угольной узкоколейки, юго-восточнее полувымершего поселка, глубоко в заросшей пустоши, прямо за обветшавшей изгородью начинался восточный край, куда нельзя было ступить безнаказанно.

Вольфганг Хильбиг. Старая бойня

      Концепция этой книги многократно была представлена в различных докладах, на панельных дискуссиях и, конечно, в упомянутой статье в FAZ (Frankfurter Allgemeine Zeitung). Отдельные читатели и слушатели почувствовали себя задетыми и подняли возмущенный гвалт, поскольку их спугнули с мнимой самоочевидности смыслов – насеста, на котором они, казалось, комфортно обосновались раз и навсегда. Этого можно было ожидать. Невозможно было предположить, что некоторые вещи будут истолкованы с точностью до наоборот. Надеюсь, внесение ясности и уточнение формулировок помогут устранить недопонимание. К тому же нелишне заметить, что в этой книге я описываю настоящее, жизнь в настоящем, но, разумеется, в контексте разнотипного прошлого, без которого нельзя понять нынешнее положение. Однако ситуацию я описываю не с точки зрения так называемой проблемы «Востока», а наоборот, как проблему «Запада», точнее, того, как Запад воспринимает и публично трактует Восток. В рамках этой реконструкции долговременных механизмов идентификации «Востока» исследовательский интерес сосредоточен преимущественно на предвзятости, стереотипах, ресентименте, схематизации и прочих деструктивных штампах, а также на последствиях подобной имиджелогии для общественной жизни в объединенной Германии.

      Возможно, кому-то покажется, что речь идет о сугубо внутринемецком политическом конфликте, – поверьте, это не так. Те, кто недооценивает серьезность ситуации, не вполне осознают причины, по которым все большее число людей отворачивается от демократии, причем не только на Востоке, но и на Западе, в западном мире в целом. Ситуация в немецко-немецком обществе – всего лишь частный случай, обусловленный политическими, историческими и территориальными предпосылками, скажем, это особый случай проявления глобализации в западном сообществе. Наш социальный конфликт отражает в общем и целом контраст между материальным благосостоянием, властными структурами и коммуникациями Западной и Восточной Европы, но то же наблюдается и в США, Великобритании, Франции или Италии. В Соединенных Штатах есть противоречия между flyover country[2] и обоими побережьями, в Англии – конфронтация между anywheres и somewheres[3] (Дэвид Гудхарт), во Франции, опять же, главную роль играет противостояние города и деревни, а в Италии – давно известное неравенство между Севером и Югом. Так или иначе, триггером социального разобщения служит разница между городом и деревней, в том числе и в Германии. Политика зачастую делается в расчете только на хорошо образованные и, следовательно, мобильные элиты больших городов, которые стали движущей силой глобализации[4], в то время как сельские жители чувствуют себя «позабытыми-позаброшенными» и поэтому они голосовали за Трампа, выбирали Ле Пен или одобряли «брексит», как показывает анализ электорального поведения. Это характерно и для немецкого Востока, где большие города вроде Лейпцига, Дрездена и Берлина, который можно причислить сюда же, вовсе не являются фанатами АдГ[5]. Однако в тех местах, где бо́льшая часть населения не вовлечена в общественный диалог, а следовательно, не имеет адекватного представительства, у демократии возникает фундаментальная проблема. Если политику вершат высоколобые для высоколобых, то это связано и с тем, что доля депутатов без среднего специального или высшего

Скачать книгу