Скачать книгу

блики, похожие на пузырьки и стекающие вниз капли, точно кто-то опрокинул вверх дном котелок овсяной каши. Скала под нашими ногами стала гладкой, как полированный мрамор, и на ней появилась сетка глубоких трещин. По мере того как мы шли по подземному ходу, дышать становилось все труднее и труднее, а здесь, в этом мрачном пустом подвале, воздух был совсем спертым и пахло камнем, дождевою водой и вечностью.

      Александр поставил фонари на пол и перекрестился. Я обхватила руками живот, в котором жило мое дитя. Малыш вел себя очень тихо, словно мой невольный страх передался и ему.

      – Что это такое? – прошептал Александр. – Эта палата – как пузырек в болоте, ни дать ни взять, только вокруг – не болото, а сплошной камень. А пол похож на жженый сахар, который остудили слишком быстро, отчего он покрылся трещинами.

      – Не знаю, – ответила я. – Интересно, кто выбил на камне все эти кресты и как он узнал, что наверху – часовня Святой Маргариты. Смотри-ка – там, в стене, есть ниша.

      Мы прошли к противоположной стене палаты. Ниша явно была продолблена человеческими руками – на камне виднелись следы, оставленные зубилом. Я достала из сумки усеянную голубыми цветами веточку розмарина и розовые розы и устлала ими нишу. Розмарин издавал пронзительный и терпкий запах, а вот цветки роз увяли. Стало быть, молодая королева не будет такой же сильной и целеустремленной, как ее мать.

      – Поставь ларец в нишу, – сказала я.

      Александр вынул ларец Марии де Гиз из кожаной седельной сумки. Свет от наших двух фонарей заиграл на серебре – заново отполированном перед тем, как мы выехали из Грэнмьюара, – и чеканные ленты на закругленной крышке ларца замерцали и словно бы задвигались, сплетаясь. Александр поставил его в нишу, на ложе из розмарина и роз.

      – Давай скорее вернемся наверх, моя радость, – сказал он. – Я чувствую дурноту, да и фонари скоро погаснут. Здесь слишком спертый воздух.

      – Минуточку. – Я достала из сумки остальные цветы. Садовые гвоздики, тысячелистник и кукушкин цвет. Половина смысла послания цветов зависела от того, какие из них решат явить себя людским взорам. Вторая половина – мифы и легенды, сформулированные и отточенные наукой моей милой двоюродной бабули и тем, что шептали сами цветы.

      Головки садовых гвоздик были пестрыми – сердцевина почти черная, а пурпурные зубчатые лепестки окаймлены белым. Цветки остались свежими, не увядшими, их крепкий, пряный аромат ничуть не ослабел. «Несчастье, – шептали они. – Злая доля». Зубчатая белая кайма – старость; старуха с сединой в волосах, сединой, которую она прячет под головными уборами, расшитыми золотом и драгоценными камнями. Быть может, это Мария де Гиз? Или молодая королева через много, много лет? Или я в старости? Кем бы ни была эта старуха, она и этот ларец и злая доля были связаны так же неразрывно, как лепестки гвоздики.

      Следующим был кукушкин цвет, с узкими, розовыми, как утренняя заря, дольчатыми лепестками, ворсистый, как косматые шкуры диких малорослых лошадей, что

Скачать книгу