Скачать книгу
. На самом деле, по сей день для меня это самое лучшее времяпрепровождение. Если бы я был сам, имел все необходимое для себя и пребывал в спокойствии, был бы окружен всеми своими виртуальными друзьями, то разглядывал бы тех, кто уже давно умер. Поэтому, наверное, я и люблю именно Викторианскую эпоху, потому что рассматривая сегодня их на фотографиях, все они мертвы. И те, которые фотографировались как умершие, и те, которые как живые стояли или сидели, может, лежали, возле них. О, как я люблю эти фотографии! Как я люблю ту истину, говорящую о том, что все на тех фотографиях – мертвые. Также люблю и реконструировать их жизни. Куда после фотографирования направились те, пока еще живущие в то время? Хотя должен повториться, восхищает меня как раз то, что на тех фотографиях – все мертвы, хоть они и фотографировались как живые, наверное, желая этой фотографией восперечить смерти. Точнее – забытью. Поэтому я и люблю на них смотреть. Чем они занимались после фотографирования? Как жили свои жизни? Это то, что меня опьяняет ночами, когда мое уединение прерастает в мое одиночество. Чем живее выглядит на фотографии покойник, тем она более ужасающая. Это меня особенно возбуждает. Поэтому я и люблю ту Викторианскую эпоху, тех мертвых пионеров нового лекарства против забытья. Люблю их как они играют живых. На одной фотографии, где изображены две девочки, я действительно не мог отличить которая из них мертва, а которая жива. Потом я смеялся: они же обе мертвы и разве вообще важно которая из них двух была мертва на тот момент? Я углубился в ту фотографию. Всё же мертвый артист был лучшим артистом. У мертвой девочки были открыты глаза и она обнимала свою спящую сестренку. Сестренка, которая спала, своей зажатостью из-за неудобного положения – выдала себя. Не сразу, конечно же. Сначала мне надо было хорошо всмотреться. Благодаря концентрации всматривания я и обнаружил ту зажатость. Девочка играла роль спящей, но ей, очевидно, было очень неприятно находиться в холодном объятии своей мертвой сестры. Как долго та уже была мертва? Может, от нее уже и исходил смрад? Может, труп уже начал распадаться? Я, словно, уже мог чувствовать тот смрад, полностью вжившись в роль сестры, претворящейся спавшей. Затем я прочитал текст под фотографией. Оказалось, что я был прав. Мертвой была та, которая фотографировалась как живая. Она была мертва уже девять дней на момент фотографирования. От нее, должно быть, уже пахло! Я был тогда вне себя от возбуждения, долго разглядывая ту фотографию, загипнотизированный мыслью, что в этот самый момент они обе мертвы. Включил «Реквием» Генделя. Долго еще пялился на фотографию и был доволен. Именно доволен! Потом я размышлял о девочке, которая тогда еще была жива. О ее жизни, замужестве, материнстве. Это был некий страшный и мрачный период, когда то, что должно было быть – принималось как то, что хотелось бы. Я предположил, что у нее не было мужа, какого бы ей хотелось иметь и, беря во внимание то, что она была из благополучной семьи, это как-то само по себе подразумевало и эпоху, когда секс был табу номер один в пуританских рядах разных мастурбаторов, отделяющих самих себя от своей страсти собственным лицемерием. Каким – то образом и Бог был вплетен во все это, поэтому мастурбация считалась одной из самых ужасных бичей той эпохи. Вслед за этой фотографией перед моими глазами предстала другая. На ней была изображена некая молодая женщина, окруженная серьёзными и бородатыми образами. Одним из них, конечно же, был и муж ее. Отец мертвого дитя, которое лежало возле этой молодой женщины. Я рассматривал эти бородатые и серьёзные лица. Их заблуждения просто-напросто вычерчивались в их одежде, в их взглядах. Они были осуждены на следование воли Божьей. Мастурбации, в конечном итоге, были их бегством от самих себя. Да, по-другому это и не могло совершаться, а совершалось точно, потому как секс был чем-то тем, что еще с незапамятных времен Богу мешало в людях. Я не мог воздержаться, чтобы не рассмеяться, вообразив их серьезные лица во время эякуляции. Какие только гримасы могут делать в одночасье до смерти напуганные адом и сразу же снова принимать на себя серьезный вид. Как они себе оправдывали то, за что других явно осуждали? Как возможно, что после мастурбации, устрашенный адом или чем-то там, тот серьёзный человек угрожает слепотой подростку, если тот только лишь примется за то, что этот только что совершил? Те мелкие наслаждения, которые себе позволяем, а других за них осуждаем или пугаем. Да, это были лица тех, которые были убеждены, что все мастурбаторы завершат в Геене вечных мук. Насколько же Диоген был практичен, что касается этого. Может, эта ложь сама по себе, по инстинкту, срушилась, если бы в это не не был замешен и Бог, как я уже раньше написал. Кроме того, что Бог презирает секс, Он отрицательно высказался и о мастурбации, а все пуритане следовали этот вид воздержания как опробованный рецепт богоприближения. Конечно, это не могло остаться быть поддержанным и в тот момент лицемерие начинает охоту на мастурбаторов. Обычно самыми большими пуританами были те, которые этой и другим подобным идеям менее всего следовали, своей строгостью к другим оправдывали сообственную слабость перед самими собой, т.е. перед Богом. А Богу будто только такие и нужны, так что вскоре для охоты на мастурбаторов была создана армия им подобных. И это все те серьезные и бородатые лица, которые окружали тело той молодой и умершей женщины. Как и ребенка, который единственный из всех, кажется, этой смертью получил выигрыш. Ужасное время и ужасные
Скачать книгу
