Скачать книгу

что во время заседания попадало в поле общего внимания, в том числе все, по поводу чего были расхождения в Союзе писателей, в Комитете, в комиссии ЦК, – давать, не давать премию, перенести с первой степени на вторую или наоборот, – все, что в какой-то мере было спорно и вызывало разногласия, он читал. И я всякий раз, присутствуя на этих заседаниях, убеждался в этом.

      Когда ему (Сталину. – Д. Ц.) приходила в голову мысль премировать еще что-то сверх представленного, в таких случаях он не очень считался со статусом премий, мог выдвинуть книгу, вышедшую два года назад, как это в мое отсутствие было с моими «Днями и ночами» (пьеса К. Симонова, написанная в период с 1943 по 1944 год. – Д. Ц.), даже напечатанную четыре года назад, как это произошло в моем присутствии, в сорок восьмом году115.

      Принимаемые участниками «не столько заседаний, сколько разговоров» решения о присуждении тому или иному писателю премии в одной из номинаций не только мгновенно вводило его в круги литературного истеблишмента, многократно поднимая количественное значение тиражей (стандартный показатель варьировался от 150 000 до 350 000 экземпляров), но и, говоря словами Сталина, «включало в искусство»116. И это оказывается принципиально важным моментом: в условиях позднесталинского «мрачного семилетия», где абсурд плотно сопрягался с паранойей, не народная любовь и не читательское признание «включали» то или иное произведение в «ядро» соцреалистического канона, а именно обычно украшавшая один из форзацев книги фраза: «Постановлением Совета Министров Союза ССР [писателю] NN за роман / повесть / пьесу [и т. д.] присуждена Сталинская премия первой / второй / третьей степени за 19NN год».

      Апофеоз сталинского влияния на премию придется на послевоенную эпоху – период позднего сталинизма, – когда «отец народов», осознав присущий этой институции стабилизирующий (но не останавливающий подспудную «формовку» моделей массового мышления) потенциал, которым и могла обеспечиваться искомая целостность культурного континуума позднесталинской эпохи, станет выносить решения о присвоении награды литераторам, почти полностью отстранившись от предложений Комитета. Единственным критерием, которым вождь будет руководствоваться при присуждении премий, станет довольно парадоксальный вопрос о «нужности» того или иного на тот момент уже опубликованного текста: «…нужна ли эта книга нам сейчас?!»117 – часто вслух будет проговаривать Сталин, адресуясь больше к себе, нежели к сидящим в его кабинете чиновникам118. В этом случае в дело вступали слабо формализуемые «эстетические» принципы и предпочтения, далеко не всегда созвучные общепринятым представлениям о «прекрасном». Об этой «противоречивости» эстетических взглядов Сталина вспоминал Шепилов:

      Иногда он предъявлял очень высокие требования к художественной форме и высмеивал попытки протащить на Сталинскую премию произведение только за политически актуальную фабулу. Но нередко он сам оказывался во власти такой концепции:

Скачать книгу


<p>115</p>

Симонов К. М. Глазами человека моего поколения. С. 168. Об этом же вспоминает Шепилов: «<…> действительно никогда невозможно было предвидеть, какие новые предложения внесет Сталин или какие коррективы сделает он к проекту Агитпропа» (Шепилов Д. Т. Непримкнувший. С. 134).

<p>116</p>

См.: Симонов К. М. Глазами человека моего поколения. С. 194.

<p>117</p>

Там же. С. 167. Под сталинским «нужно», по-видимому, подразумевалось нечто вроде «отвечает ли данная конкретная книга требованиям идеологической магистрали» (то есть окажет премирование этого текста должное влияние на массовое читательское сознание или нет).

<p>118</p>

Сам Симонов объяснял эту позицию Сталина как производную от его «в высшей степени утилитарного подхода к истории» (Там же. С. 183).