LITMIR.BIZ

      милей вдоль рук

      прощальней вдоль ресниц

      и птицею на полустанке

      узка отброшена и остановлена

      потом не появившись были стены

      прошла зима и сохранились

      там где закрыто все

      и сеча тихая одежд и леса

      и место облика где нам не быть

      И ВОТ – БЕЗ ПОМОЩИ ЛЮДЕЙ, СЕРЬЕЗНО,

      И ОЧЕНЬ ДАЛЕКО —

      БЫЛА, КАК НА ЛЕТУ ПРОШЛА

      БЕЗ ОТЗВУКА: “БЫЛА! БЫЛА!”

      еще кричат поют и светятся

      в садах во всем поселке

      далекие чужие

      как точки золота в песке

      и тянутся уже во тьме

      ряды притихших теней

      просты как я молчащий

      как вы не узнающие

      тех что уже во тьме

      птица черная здесь затерялась

      о ясный монах галерей

      и снега кусок как в награду звезда!

      отрываясь от грифа

      падают доски селений

      здесь во дворе опустевшем давно

      и дереву нравятся вывихи дерева

      бархату шелка куски

      а струны ложились бы четче на книги

      освещенные снегом на крыше

      через окно

      ля́ля, ля́ля без смысла и ля́ля,

      пугающая, словно ранены жабры,

      и части одежды

      опрокинуты в воздух оттуда

      там вдалеке,

      когда я не вижу, до боли расцвечены

      и смягчу я – тряпичны – смягчу;

      а это

      понятие-облако

      столь неотступно-свисающее

      будто явлением близко-тревожным —

      “нося́”? —

      это было об астре, о ночи и о подоконнике,

      здесь – о плечах,

      представлю ее я в движенье,

      но там, где от поля —

      словно от стула,

      и нет никого;

      вся лель, вдоль и лель, прикрывая и шею,

      дальше – тянет как с горки, —

      вот здесь-то и плачут и не понимают;

      и где-то у пыльной дороги

      орешника долгий и стершийся край —

      как вдоль плачущего одного;

      и ясно прощается друг

      и думают снова: “да едут же где-то к деревьям,

      снится же что-то другое;

      и были же корни не здесь,

      а мука сильней оказалась”.