Скачать книгу

в воздухе, вроде как архиерейский регент, руками махать.

      Помахал, помахал и приказывает:

      – Пей!

      Я было усумнился, но как, по правде сказать, и самому мне винца попробовать очень хотелось и он приказывает: «Дай, – думаю, – ни для чего иного, а для любопытства выпью!» – и выпил.

      – Хороша ли, – спрашивает, – вкусна ли или горька?

      – Не знаю, мол, как тебе сказать.

      – А это значит, – говорит, – что ты мало принял, – и налил вторую рюмку и давай опять над нею руками мотать. Помотает-помотает и отряхнет, и опять заставил меня и эту, другую, рюмку выпить и вопрошает: «Эта какова?»

      Я пошутил, говорю:

      – Эта что-то тяжела показалась.

      Он кивнул головой, и сейчас намахал третью, и опять командует: «Пей!» Я выпил и говорю:

      – Эта легче, – и затем уже сам в графин стучу, и его потчую, и себе наливаю, да и пошел пить. Он мне в этом не препятствует, но только ни одной рюмки так просто, не намаханной, не позволяет выпить, а чуть я возьмусь рукой, он сейчас ее из моих рук выймет и говорит:

      – Шу, силянс… атанде, – и прежде над нею руками помашет, а потом и говорит:

      – Теперь готово, можешь принимать, как сказано.

      И лечился я таким образом с этим баринком тут в трактире до самого вечера, и все был очень спокоен, потому что знаю, что я пью не для баловства, а для того, чтобы перестать. Попробую за пазухою деньги, и чувствую, что они все, как должно, на своем месте целы лежат, и продолжаю.

      Барин мне тут, пивши со мною, про все рассказывал, как он в свою жизнь кутил и гулял, и особенно про любовь, и впоследи всего стал ссориться, что я любви не понимаю.

      Я говорю:

      – Что же с тем делать, когда я к этим пустякам не привлечен? Будет с тебя того, что ты все понимаешь и зато вон какой лонтрыгой ходишь.

      А он говорит:

      – Шу, силянс! любовь – наша святыня!

      – Пустяки, мол.

      – Мужик, – говорит, – ты и подлец, если ты смеешь над священным сердца чувством смеяться и его пустяками называть.

      – Да, пустяки, мол, оно и есть.

      – Да ты понимаешь ли, – говорит, – что такое «краса природы совершенство»?

      – Да, – говорю, – я в лошади красоту понимаю.

      А он как вскочит и хотел меня в ухо ударить.

      – Разве лошадь, – говорит, – краса природы совершенство?

      Но как время было довольно поздно, то ничего этого он мне доказать не мог, а буфетчик видит, что мы оба пьяны, моргнул на нас молодцам, а те подскочили человек шесть и сами просят… «пожалуйте вон», а сами подхватили нас обоих под ручки и за порог выставили и дверь за нами наглухо на ночь заперли.

      Вот тут и началось такое наваждение, что хотя этому делу уже много-много лет прошло, но я и по сие время не могу себе понять, что тут произошло за действие и какою силою оно надо мною творилось, но только таких искушений и происшествий, какие я тогда перенес, мне кажется, даже ни в одном житии в Четминеях нет.

      Глава двенадцатая

      Первым

Скачать книгу