LITMIR.BIZ

Скачать книгу

место ищу, где ребенок, которым я был, оставил свои отпечатки.

      Отпечатки: следы не того, что имело место, а того, что так никогда и не произошло. Вот что удерживает нас в стороне от прустовских воспоминаний: воспоминаний безотчетных – триумфально подхваченных и способных отдалить смерть воскрешенным искусством.

      И снова следы:

      Под вневременной аркой, где во всей чистоте восседает ничто,

      Исчезнув так, что стерлись и следы моего пребывания…

      И тем не менее имеет место процесс, явка в суд (все в тех же «Морских мегерах») ребенка с ребенком, ставшим другим:

      Возник, чтобы тяжкую детскую муку снова во мне пробудить,

      Ребенок иной, но захваченный тою же тайною мукой 9…

      Очная ставка, не повторяясь, обретает в «Стихотворениях Самюэля Вуда» еще более неоспоримую форму всегда давнишнего и всегда нового процесса.

      Причина одна: ему виден глазами сознания

      Тот, кого называли непреклонным подростком, вернувшийся, чтобы вершить

      Беспощадный суд над предателем-взрослым.

      Лучше на этом суде сразу признать вину,

      Чем в нажитой мудрости тщетно искать защиту.

(С риском принять меланхоличную умиротворенность Гегеля.)

      Но почему ребенок его мучает? Почему становится судьей? Да потому, что, как ребенок, которому всегда только предстоит родиться, он все еще наделен способностью судить и быть свободным, разоблачая ложь нас тиранивших в детстве.

      А также потому, что судья и подсудимый остаются все тем же ребенком, чей невозможно смягчить взор правосудный, с сердцем, в котором жива еще юная гордость, живо искусство скрывать свои сильные стороны, дальновидность, средоточие наслажденья, откуда «он» должен (не зная, кто этот он) вновь начать заслушивать, произносить приговор.

      И власть ее не ослабела с годами.

      Это (снова) загадка, загадка странности детства – детства, которое знает о ней больше, поскольку ей не подходит никакой ответ, когда во весь голос – голос восхитительный, похищенный у всегда удерживающегося в нем безмолвия – произносит NON SERVIAM10, гордый в своей готовности на крайние бедствия отказ.

      Не желая, не будучи в состоянии закончить, положусь пока что на изречение одного из хасидских Учителей (который всегда отказывался быть Учителем), рабби Нахмана из Брацлава.

      «Нельзя быть старым!»

      Что прежде всего можно понимать так: нельзя отказываться от самообновления, останавливаться на ответе, который не оставлял бы уже сомнений в вопросе – в конечном счете (но конца этому нет) прибегая к письму только для того, чтобы стереть написанное или, точнее, записывая самим стиранием, удерживая вместе исчерпанность и неисчерпаемое: ИСЧЕЗНОВЕНИЕ, которое не иссякает.

      Так он пришел к тому, чтобы написать тайную Книгу только для того, чтобы ее сжечь, и прославился как автор «Сожженной книги»11.

      Но это, возможно, побочный эффект мистической славы, в которой даже без смирения или воодушевления

Скачать книгу