Скачать книгу

target="_blank" rel="nofollow" href="#n_80" type="note">[80]

      Все опыты творческой самореализации Коневского вдохновлены, по сути, одним импульсом – восприятия любого частного явления под знаком всеединства. Все его созерцания и «умозрения», отображенные в стихах и прозе, представляют собой апологию воспринимаемой реальности как совокупности отблесков мирового единства, в которых отображается предвечная Красота. «Πᾶν, Единство – безвидный водоем бытия, – провозглашает он в записи, датированной 30 мая 1897 г. – Силы разделительные, силы множественности действуют на него, подобно солнечным лучам на поверхность океана. Они высасывают из него влагу и отделяют ее от водного лона в виде постоянно расположенных смешаться, но уже в некоторой мере имеющих очертания испарений. Потом уже испарения эти еще более уплотняются в несколько обособленных друг от друга облачных клубов. Это – первые тени множественной жизни. Но великий Водоем бытия никогда не оскудевает, потому что он беспределен. Каждое испарение его вознаграждается новым притоком из беспредельности».[81] Переживания предустановленной мировой гармонии, раскрывающейся Коневскому в творческих медитациях, обретают торжественную, одическую тональность, подобную ломоносовским размышлениям о «Божием величестве»:

      И плавал он в сверкающих волнах,

      И говорил: вода – моя стихия!

      Ныряя в зыби, в хляби те глухие,

      Как тешился он в мутных глубинах!

      Там он в неистовых терялся снах.

      Потом, стряхнув их волшебства лихие,

      Опять всплывал, как божества морские,

      В сознаньи ясном, в солнечных странах.

(«Сын солнца. 2. Среди волн»). (С. 87)

      Коневской убежден в том, что (как формулирует в заметках к статье о нем его друг Н. М. Соколов) «человек должен уподобляться отрешенной красоте, т. е. представлять в высшем согласии соединение сознания своей личности с безграничным простором всех своих душевных качеств».[82] И в то же время почти экстатические порывания к слиянию с всеединством сочетаются у поэта с осознанием своей индивидуальной отверженности от благой абсолютной субстанции, рождая разлады и противоречия в его душе. Стихийные, хаотические начала будоражат его внутренний мир, пытаются овладеть им, но встречают сопротивление и отпор:

      Нет, не ликуй, коварная пучина!

      Я – человек, ты – бытия причина,

      Но мне святыня – цельный мой состав.

      Пусть мир сулит безличия пустыня –

      Стоит и в смерти стойкая твердыня,

      Мой лик, стихии той себя не сдав.

(«Сын солнца. 4. Starres Ich»). (С. 88)

      В конечном счете поэт, взыскующий полноты бытия и одновременно из этой полноты исходящий во всех своих жизненных восприятиях, приемлет и деструктивные, земные, плотские формы как необходимую составляющую динамического

Скачать книгу


<p>81</p>

РГАЛИ. Ф. 259. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 32 об.

<p>82</p>

Там же. Оп. 3. Ед. хр. 26. Л. 1а.