Скачать книгу

жизни, к освобождению душ и к новой церкви, а сам Маркс – лишь один из пророков, учение которого нужно серьезно скорректировать, не поддаваясь ортодоксальной бюрократической риторике и не забывая о том, что марксизм был и остается теологией, и только во вторую очередь – экономической теорией[84]. Без теологии, как без карлика, запрятанного под шахматным манекеном, историческому материализму не выиграть своей главной партии – этот образ из Беньямина mutatis mutandis можно использовать и для характеристики той философской ситуации, в которой находился Блох. Капиталистический ад, душа, грех, мессия, спасение – только в этом концептуальном ряду возможна истинная революция.

      В «Духе утопии» путь вовне – это путь внутрь, а банальный марксистский атеизм ничего не может дать человеческой душе (GU2, 303–307). Социалистический проект у раннего Блоха на деле подчинен гностическому[85]. В «Принципе надежды» позиция уже иная:

      Лишь марксизм первым принес в мир такое понятие знания, которое, по сути своей, связано не с тем, что стало (Gewordenheit), а с тенденцией, с тем, что близится; так впервые в область теоретико-практического постижения вводит он будущее (PH, 160)[86].

      Марксистская философия для позднего Блоха – это и есть философия будущего, философия действия и порождения этим действием новой субъективности. Дж. Стайнер совершенно прав, когда пишет, что Блох придает марксистскому дискурсу новый стиль, соединяет волю к освобождению с эмблематикой литературной традиции, в которой Одиссей, Прометей или Фауст становятся не менее значимыми героями, нежели пролетариат и буржуазия[87].

      Марксистскую политику надо было не только «теологизировать», но и эстетизировать. Для Блоха – как раннего, так и позднего – политика и искусство были если и различимы, то несмотря на это зависимы друг от друга столь сильно, что разделять их он не видел смысла. Более того, эстетический жест помогал держать удар в политике, политика была непредставима без эстетического начала, в художественном образе как бы в концентрированном виде объединяются все элементы метафизики мгновения, даруя политическим принципам чувственный облик, наглядность. Философское усилие Блоха можно было бы даже определить именно как политическую артикуляцию эстетической интенсивности, художественного поиска самости. Это было очевидно для Блоха и когда он писал антивоенную книгу «Дух утопии», и когда он, выпустив антифашистский труд «Наследие нашей эпохи», писал Брехту в ответ на его критику, что именно эссеистика, свободный, литературный стиль, а не научный трактат, соразмерны времени[88]. Впрочем, такое сочетание у Блоха – особенно в поздних, систематических работах – было подчинено более общему синтезу, став частью гигантского манускрипта, на котором автор выводил (или отыскивал) письмена утопии Скачать книгу


<p>84</p>

Bloch E. Durch die Wüste. Frühe kritische Aufsätze. Fr.a.M.: Suhrkamp, 1964. S. 35.

<p>85</p>

Lellouche R. Les juifs dans l’utopie // Symbole: les Juifs. P.: Editions de leclat,

2008. P. 41–42.

<p>86</p>

О гуманистическом смысле марксизма см.: PH, 1607.

<p>87</p>

Steiner G. Träume nach vorwärts // Materialien zu Ernst Blochs “Prinzip

Hoffnung” Fr.a.M.: Suhrkamp, 1978. S. 195–201.

<p>88</p>

Wizisla E. Ernst Bloch und Bertolt Brecht: Neue Dokumente ihrer Beziehung // Bloch-Almanach. 1990. Bd. 10. S. 93. Цит. по: Czajka A. Poetik und Ästhetik des Augenblicks… S. 56.