LITMIR.BIZ

      Недавно я в часы свободы

      Устав наездника читал

      И даже ясно понимал

      Его искусные доводы;

      <…>

      О горе, молвил я сквозь слезы,

      Кто дал Давыдову совет

      Оставить лавр, оставить розы?

      Как мог унизиться до прозы

      Венчанный музою поэт,

      Презрев и славу прежних лет,

      И Бурцовой души угрозы!

      <…>

      В те дни, когда мне были новы

      Все впечатленья бытия —

      И взоры дев, и шум дубровы,

      И ночью пенье соловья, —

      Когда возвышенные чувства,

      Свобода, слава и любовь

      И вдохновенные искусства

      Так сильно волновали кровь,

      Часы надежд и наслаждений

      Тоской внезапной осеня,

      Тогда какой-то злобный гений

      Стал тайно навещать меня.

      Печальны были наши встречи:

      Его улыбка, чудный взгляд,

      Его язвительные речи

      Вливали в душу хладный яд.

      Неистощимой клеветою

      Он провиденье искушал;

      Он звал прекрасное мечтою;

      Он вдохновенье презирал;

      Не верил он любви, свободе;

      На жизнь насмешливо глядел —

      И ничего во всей природе

      Благословить он не хотел.

      Давно об ней воспоминанье

      Ношу в сердечной глубине,

      Ее минутное вниманье

      Отрадой долго было мне.

      Твердил я стих обвороженный,

      Мой стих, унынья звук живой,

      Так мило ею повторенный,

      Замеченный ее душой.

      Вновь лире слез и тайной муки

      Она с участием вняла —

      И ныне ей передала

      Свои пленительные звуки…

      Довольно! в гордости моей

      Я мыслить буду с умиленьем:

      Я славой был обязан ей —

      А может быть, и вдохновеньем