Скачать книгу

повторив 4 марта 1899 года на берегу Лебединого пруда. Оба мы обожали заниматься любовью на природе, с легкой примесью риска. По случаю той вылазки 1912 года на мне были длиннющие шелковые чулки и круглые зеленые подвязки – в этом туалете и заснял меня мой муж: я стою голышом на солнышке и улыбаюсь в объектив. Эта карточка сыграла решающую роль в моей жизни шесть лет спустя, и семьдесят лет спустя, и две тысячи лет спустя.

      Мне сказали, что эта карточка изменила всю историю человечества на нескольких временных линиях.

      Может, и так. Я не совсем еще уверовала в теорию «мир как миф», хотя и числюсь в полевых агентах Корпуса времени, и умнейшие из моих близких уверяют меня, что тут все без обмана. Отец всегда требовал, чтобы я думала самостоятельно, да и мистер Клеменс тоже. Меня учили, что единственный смертный грех, единственное преступление против самого себя – это принимать что-либо на веру.

      У Нэнси два дня рождения: настоящий, в который я ее родила, зарегистрированный в Фонде, и официальный, более соответствующий дате моего бракосочетания с Брайаном Смитом. В конце девятнадцатого века это делалось легко – институт регистрации актов гражданского состояния в Миссури только зарождался. Большинство дат по-прежнему брали из семейных библий. Окружной регистратор Джексон вел учет рождений, смертей и браков, о которых ему сообщали, – а если не сообщали, то и не надо.

      Истинную дату рождения Нэнси мы сообщили в Фонд, отчет был подписан мной и Брайаном и заверен доктором Рамси, а месяц спустя доктор заполнил свидетельство о рождении в канцелярии округа, проставив в нем фальшивую дату.

      Это было просто – Нэнси ведь родилась дома; я всех своих детей рожала дома вплоть до середины тридцатых годов. Так что больничной записи, способной нас разоблачить, не существовало. Восьмого января я оповестила о радостном событии (с фальшивой датой) нескольких знакомых в Фивах и послала извещение в «Лайл Каунти лидер».

      Зачем было так суетиться, чтобы скрыть дату рождения ребенка? Затем что нравы того времени были жестокими – беспощадно жестокими. Миссис Гранди посчитала бы на пальцах и разнесла повсюду, что мы поженились ради того, чтобы дать плоду нашего греха имя, которое она не имеет права носить. Да-да. Это относится к ужасам мрачной эпохи Баудлера, Комстока и Гранди[58] – стервятников, которые изгадили то, что могло бы считаться цивилизацией.

      Ближе к концу века одинокие женщины стали открыто рожать детей, отцы которых не всегда были в наличии. Но это было не проявление истинной свободы, а просто другая крайность, и последствия такого поступка тяжко сказывались и на матери, и на ребенке. Старые обычаи ломались, а новых законов, которые могли бы их заменить, еще не появилось.

      Наша уловка имела целью помешать кому-либо из Фив узнать, что малютка Нэнси была «ублюдком». Моя мать, конечно, знала, что дата фальшивая, но матери уже не было в Фивах: она жила в Сент-Луисе у дедушки и бабушки Пфайферов, а отец снова поступил на военную службу.

      До

Скачать книгу


<p>58</p>

Шотландский редактор Баудлер в первой половине XIX в. издал пьесы Шекспира, изъяв из них «непристойные места»; по инициативе американского сенатора Комстока был принят закон о «борьбе с безнравственностью» в литературе и искусстве; а персонаж пьесы Т. Мортона миссис Гранди неоднократно упоминалась как олицетворение ханжеского общественного мнения.