LITMIR.BIZ

      Бабушка, видишь, я мою в передней пол.

      У меня беспорядок, но в общем довольно чисто.

      Глажу бельё, постелив одеяльце на стол,

      И дети мои читают Оливер-Твиста.

      Бабушка, видишь, я разбиваю яйцо,

      Не перегрев сковородку, совсем как надо.

      В мире, где хаос дышит сивухой в лицо,

      Я надуваю пузырь тишины и уклада.

      Бабушка, видишь, я отгоняю безумье и страх,

      Я потери несу, отступаю к самому краю:

      Рис ещё промываю в семи водах,

      А вот гречку уже почти не перебираю.

      Бабушка, видишь, я в карауле стою

      Над молоком, и мерцает непрочная сфера…

      Вот отобьёмся –

      приду наконец на могилу твою,

      Как к неизвестному воину, бабушка Вера!

      Ночь плюётся скользкой ватой.

      Есть ли в мире место глуше?

      И троллейбус, чёрт рогатый,

      Не идёт по наши души!

      Здесь, где ветра свист упругий

      Встал на режущем диезе,

      Кто нанёс на ватман вьюги

      Помещение в разрезе?

      Корпуса вдали плодятся,

      Огоньки глядят беззлобно.

      Постучишься – удивятся.

      Не деревня. Неудобно.

      Молчаливо, терпеливо,

      Под навес уйдя от снега,

      Будем ждать несуетливо…

      Вёрст пятнадцать до ночлега.

      Чем не Ларина Татьяна?

      Без тебя – в твоём дому.

      Я на краешке дивана

      Не мешаю никому.

      Вот из этой из квартирки

      Вырос ты давным-давно…

      Звуки жизни. Запах стирки.

      Смотрит солнышко в окно.

      На столе с клеёнкой новой

      Стопка книг твоих пестра.

      Здесь линолеум вишнёвый

      Намывается с утра.

      Предлагает мама чаю –

      «Что вы, что вы, я бегу!»

      Примечаю. Примечаю.

      Оторваться не могу.

      Эти глянцевые листья,

      Эти карточки внучат:

      Светло-русых, светлолицых

      Всех твоих способных чад.

      Вот и сам ты: рот упрямый,

      Обручальное кольцо…

      У твоей счастливой мамы –

      Тоже детское лицо.

      Непритворно, неустанно

      Я хвалу тебе пою

      И на краешке дивана

      Оставляю тень свою.

      А сентябрьская погодка –

      Слаще мира и вина,

      И хрущёвская слободка

      Так роскошно зелена,

      И трамвай, кряхтя с похмелья,

      Доползает до угла,

      Я спускаюсь в подземелье,

      И печаль моя светла.