LITMIR.BIZ

Скачать книгу

еще в позапрошлом году вышли два поэтических сборника, в которых это ощущение – nous avons la guerre – проговорено с полной определенностью.

      «Missa in tempore belli / Месса во времена войны» Бориса Херсонского (СПб.: Издательство Ивана Лимбаха) и «Довоенное. Стихи 2010–2013 годов» Бахыта Кенжеева (М.: ОГИ).

      Откликов эти книги вызвали, увы, мало – поэтому остановлюсь на них подробнее.

      Кенжеев и Херсонский – ровесники, одногодки: оба родились в 1950-м. Оба относятся к поколению, войну уже не заставшему, – но живые последствия войны запомнившему всей цепкостью детской памяти.

      Из Кенжеева:

      Нищий плачет на коленях, а живой, как птица Злость,

      молча к плугу ладит лемех, нержавеющую ось.

      Да и что такое время? Дрожжевой его замес

      солидарен только с теми, кто и весел, и воскрес,

      для кого вполоборота двадцать скорбного числа

      почвы чёрная работа червью влажной проросла.

      Для кого «двадцать скорбное число» – двадцать второе июня – поросло быльем, «мятой влажной», для тех новая война действительно будет горизонтом не только страха, но и надежды. (Надежды, как обычно оказывается, совершенно беспочвенной.)

      Главной причиной любой новой войны является – нет, не экономика, и не борьба за сферы влияния… Главной причиной новой Большой войны оказывается ослабление памяти о предыдущей Большой войне. Приходят новые поколения, для которых война – это фильмы и мемориалы, а не личный опыт горя и унижения. «И выедет к армии маршал, Не видевший этой войны», – как писал поэт Сергей Орлов в 1975 году. Теперь у нас – и у «них», и везде – только такие маршалы и генералы.

      Все любят войну, в которой почти никто не погиб.

      Толпятся на площадях и кричат гип-гип-

      ура, и еще раз – гип-гип-ура, и снова – гип-гип-ура!

      Я – старый мальчик, я это видел вчера.

      Будь я ребенок, я б тоже скакал, закусив губу,

      но я – старый мальчик, я видел всё это в гробу,

      в белых тапочках, в царской мантии, в золотой мишуре.

      Будь я маленький мальчик, я бы в это играл во дворе.

      Но я – старый мальчик, я видел эту толпу…

      Это уже Борис Херсонский. Если война в книге Кенжеева – некая тень на ярко и подробно освещенной солнцем земле, то у Херсонского это тотальная и всепроникающая свинцовая реальность. Дело здесь, думаю, не только в причинах биографических. Херсонский живет в стране, где действительно идет война.

      Поэтика Кенжеева вообще светлее, жизнерадостней; Кенжеев – лирик, Херсонский – эпик. В двойном портрете этих поэтов – по аналогии со знаменитой философской парой – Кенжееву, скорее, принадлежит роль «смеющегося Демокрита», а Херсонскому – «плачущего Гераклита». Гераклита, который первый увидел в войне (полемос) почти космическую категорию. «Война – отец всего и царь всего, одних она явила богами, других людьми, одних – рабами, других – свободными». Разве что, по Херсонскому, рабами перед лицом войны оказываются все.

      Хочешь хлеба и зрелищ? купи и телик включи.

      Хочешь мира

Скачать книгу