Скачать книгу

вые воспоминания

      Младенчество. Туманное начало.

      Дорога прямо в пекло по сугробам.

      Там будущая родина встречала

      И обдавала жаром и ознобом.

      Туда побег из ленинградской дали,

      Где жизнь и смерть, любовь и малярия

      Ребенка друг у друга вырывали

      И обнимали, как Рахиль и Лия.

      И наклонялся врач невозмутимо,

      И возникали джинны – как назвать их?

      И молчаливо проходили мимо

      Семь лихорадок в полыхавших платьях.

      Вожатый

      Во внешности ничего заслуживающего доверия[1].

      Децим Юний Ювенал

      Изысканный сын эфира,

      Доподлинный Ювенал,

      Он джемпером в пятнах жира

      Химчистку обременял.

      Добытое на Тишинке

      В комиссионку нёс

      И двигался на поминки —

      Под проливень вдовьих слёз.

      Живущий по расписанью

      Фуршетов из года в год,

      Крутой волосатой дланью

      Намазывал бутерброд.

      Со всеми запанибрата,

      Всё думал: «Нажраться где б?»

      А «завтрак аристократа» —

      Давно зачерствевший хлеб.

      Но скучен без этих шуток,

      Фантазии и вранья

      Истории промежуток,

      В котором застрял и я.

      Во мраке лилово-сером

      Закатных имперских лет

      Водил он меня по сферам,

      Оставившим в сердце след.

* * *

      Луна туземная всходила,

      Саманный озарив дувал,

      И выступавшие светила

      Отец ребёнку называл.

      Ещё узнаю в зыбком беге

      Дней исчезающих, горя,

      Что были ранние ночлеги

      Под небом Азии не зря.

      Пойму, что жизнь дана вторая

      Мирам, кружащимся в огне, —

      Ещё светить, дотла сгорая,

      Всезрящей силой быть вдвойне.

      Что мыслью вспыхнувшей отвечу

      Неотвратимому лучу,

      Что вещей черноте навстречу

      Со дня рождения лечу.

* * *

      Всё снова привычная эта напасть,

      Всё та же при встрече беседа

      И эта безбожная, темная страсть,

      Быть может, любовь сердцееда.

      Назойливость эта всё вновь и опять!

      Давно уж сойтись с ним пора бы!

      Свободна! Казалось, ну что ей терять!

      Какая-то придурь у бабы…

      Но сердце дрожит и противится всё ж.

      Как лошадь она, иль овечка,

      С угрюмым хозяином, вынувшим нож,

      Не хочет пройтись недалечко.

* * *

      Что там вспомнить? Сосны, булку с тмином,

      Плоский берег, пленной жизни ход…

      Величает встречный «господином»,

      А дорогу спросишь, так соврёт.

      Был как будто существом единым

      Этот неуживчивый народ.

      И в войну немногословно-грубы.

      Их болотный не страшил туман,

      И валили чащу лесорубы,

      Донимая псковских партизан.

      Это же угрюмое сопенье

      Непокорства, злости и грызни,

      Превращаясь в хоровое пенье,

      Бушевало в праздничные дни.

      Петр Дамиани

      С тем итальянцем, сумасшедшим слывшим,

      В душе сойдешься, доживая век.

      «Бог может сделать бывшее не бывшим» —

      Должно быть, он в отчаянье изрек.

      Не повернёшь в обратную дорогу,

      Минувшее истаяло в дыму,

      Но есть ответ на все вопросы к Богу,

      На поздние претензии к Нему.

      Vita Nova

      Через столетье после Блока

      Взбегал я на ступени

      Собора, взмывшего высоко

      В сиятельной Сиене.

      Он пряничный (мечтанье детства),

      Весь празднично-весенний,

      Чуть захмелевший от соседства

      Заоблачных селений.

      Да только мы намного старше.

      Не зря прошли, пожалуй,

      Чернорубашечников марши

      В Европе

Скачать книгу


<p>1</p>

Frontis nulla fides.