LITMIR.BIZ

      Цикады ранние сверяют

      часы с моим сердечным эхом,

      плывет воздушными морями

      сирень из бархата и меха, —

      это воздушный ливень света

      горизонталь сверяет с морем,

      а вертикальная разметка

      людьми – с причалом на просторе.

      Люблю я набережный гомон,

      что сердцу дарит всю свободу,

      какая есть: идет истома

      и свежесть легкие наполнит.

      Вот-вот – и песенка рапсода

      и очарует, и напомнит

      о чудодействах небосвода,

      мечтаньях в облачных походах.

      Благоуханья полная луна

      покрылась лепестками нежных вишен.

      Твой вздох по мне в той тишине не слышен,

      и рваный пульс прислуживает мне,

      то замедляясь, то бежать готов,

      то в гомоне растаяв между строк,

      найдет жемчужину звезды в зеленом небе.

      И ластится котенок-ветвь, и льнёт

      прохлады светлой веерное диво,

      и ускользает мотыльком красиво,

      под магию струны и перезвон,

      гадательной стрелы летящий стон.

      Острое облако, похожее на мои чувства

      острее жала пчелы, метаморфозы перца,

      вселилось в небо и взыскует младенца, —

      душу потрогать светом, что не от люстры, —

      от вдохновенья.

      Перебежать с этим облаком к берегу счастья, —

      от высоты там пламя рвется на части.

      Эха требует звук, и скрип колыбели

      нежно мяукает в сердце, млеет капелью.

      В проспектах страсти вечная любовь

      блуждает ангелом на площади добра,

      свои огни затеплила снаружи,

      там было счастье: злая детвора

      изведать притяженье, словно ужин,

      спешила, годы лакомо за кровь

      кусая и вгрызаясь в лучший край,

      и в пропасть всё бросая: выбирай,

      натягивая нити Парок туже.

      Вилась, как в тленной жизни, мошкара,

      перевивая вены и пути,

      сплетая человеческие нити, —

      и как теперь пути ко мне найти

      любимым ласточкам?

      Как славно вы парите!

      Но видеть на просвет вас, не ласкаясь

      душой с невольным лепетом цветка,

      что птица уронила в облака —

      нелепо, как нелепо дуновенье

      внезапной силы, разжимающее зренье,

      и ощущений полный звукоряд,

      в котором птицы весело парят,

      сшивая все пути и зашивая,

      за струны нитей тайно задевая.

      Пережить этот дождь, как разлуку в четыре шага

      не спеша выдавать за учтивость игривым паяцам

      и весь дом положить вихрям памяти на острова —

      там, в палатке, вершить чудеса, ждать, когда раздвоятся

      и дела, и мечты.

      Расстоянье в четыре шага —

      это пропасть на уровне духа, и мятлики тают,

      прорывая пустынные лики и все их слова

      в промокашечных пятнах распластанные на бумаге.

      То ли день, то ли два, то ли вечность за нами стоит,

       и держа за края звездной сини,

      отплаканных вёсен

      раздает кренделя в виде бабочек.

      Мы у них спросим,

      тяжко ль сплющенным быть,

      плавить в ангельский зов свою нить

      и скреплять ею остров с пустыней,

      там, где… ангел бросил.