Скачать книгу

вместе с этим, крепость духа,

      Новатор большая, чем Джотто,

      Обидит разве только муху.

      И что ни утро, то с зарядки

      Бабуля начинает бодро,

      С мотыгой трудится на грядках,

      Могла бы быть героем спорта.

      Политика не ускользает

      От восприятия бабули,

      Хоть США, а хоть Китая,

      Что подписали, что свернули.

      Горжусь прабабушкой своею,

      Великолепной Ираидой –

      Чуть более, чем всё, умеет,

      И оптимизм – её планида!

      Чётки

      Брошь забыла, платье наизнанку,

      Собиралась, что ли, второпях,

      Словно отплясавшая вакханка –

      Лёгкий ужас в смоляных бровях.

      И глаза, озёрца, покраснели,

      А сама, как ларь с мукой, бледна…

      Ну, забудь те горькие недели –

      Не твоя, и вовсе не вина.

      Вдаль глядишь, перебираешь перстни,

      Будто чётки или же сердца,

      Завывает ветер злые песни –

      Может быть, погреешься в сенях?

      Ты стоишь, меня не замечая,

      Сняв перчатки с охладевших рук…

      Всё, что можно, – о тебе не знаю,

      Что нельзя – всё знаю, милый друг.

      Умирание

      Тихо доживала век свой баба Маня,

      Тихо доживала в брошенной деревне,

      Красила на Пасху голубые ставни,

      Сил хватало, избы мыла ежедневно.

      Умерла старуха на печи промёрзшей,

      И деревня с нею дух свой испустила,

      Огоньки по хатам не зажгутся больше

      И кресты согнутся на седых могилах.

      Велико ли горе? – Даже солнце гаснет,

      Тишина глухая всюду воцарится,

      Только лишь под Пасху, ранним утром ясным,

      Будет чей-то шёпот в поле разноситься.

      Стеклянные цветы

      Смотрел на профиль свой сквозь мытое стекло

      Летящего через тоннель вагона –

      Кино немое быстро увлекло,

      Как пирамиды – души фараонов,

      И видел я в надраенном стекле

      Не облик свой, растёкшийся, как клякса,

      А всё, что происходит на Земле,

      Под бородой у Господа и Маркса.

      Не видел я лицо – одно пятно

      Опять соединяемой Гондваны,

      Всё сыпалось, как кости в домино,

      Как толстый кот со старого дивана.

      Но станция достигнута, и я

      Вываливаюсь, движимый толпою,

      В привычные границы бытия,

      Где снова ничего у нас с тобою.

      А станция и вовсе не моя,

      Но я не тороплюсь, не чертыхаюсь –

      Ползёт вагон, как мудрая змея,

      Как в сложносочинённом запятая.

      А вскоре слёзы, крики – узнаю,

      Что мой вагон дотла сгорел в тоннеле:

      Смотрел в стекло я, стоя на краю,

      У смерти языкастой на панели,

      Но Ангел мой и хроника стекла,

      Напор толпы, а также мутность мозга…

      Короче, Божья воля сберегла

      От ранних встреч с кладбищенской берёзкой.

      И, приходя к погибшим

Скачать книгу