LITMIR.BIZ

      «Он говорит, что берет на себя все ошибки, совершенные под Акрой. Избавиться от этого ему уже не удастся»[122].

      «Однажды Бонапарт со своей постыдной самоуверенностью рассуждал при мне о поворотах судьбы, которых ему следует ожидать, о том успехе, на который он надеется даже после катастрофического морского сражения при Абукире, и сказал такие слова: “Что касается меня, который играет с историей, то я более хладнокровно, чем кто-либо, могу просчитать исход событий”. Однако играть с историей для меня означает играть событиями, а играть событиями – это значит играть человеческими жизнями, судьбами общества и отдельных людей, счастьем и процветанием родины… Хотел ли наш герой, чтобы я услышал именно это? Не знаю. Я понял бы, если бы он мне сказал: “Я живу и действую только для того, чтобы оставить свое имя на страницах истории. Быть знаменитым – вот единственная цель, к которой я стремлюсь, все остальное для меня лишь жаргон, лишенный смысла”. Как бы то ни было, я был настолько поражен его наглостью, что на какой-то миг не смог скрыть своего возмущения, и он тут же сменил тон и выражения»[123].

      «С этого времени в армии поднимается ропот. Бонапарта больше не считают непогрешимым человеком. Погибли генералы и лучшие солдаты. Все взоры теперь обращены лишь к одному – к Клеберу: он всегда осуждал поход в Сирию и уже с первого штурма понял, что Акру не возьмут никогда. Его способ воевать, бережно относясь к солдату, служил критикой способа Бонапарта, которого он называл “генерал десяти тысяч человек за неделю”. Вся армия говорила вслух, что если бы Клебер был главнокомандующим, то Акру давно бы уже взяли. Отсюда и происходит та ненависть, которую Бонапарт питал и к нему, и к его друзьям»[124].