Скачать книгу

ичеством написанных статей и несколькими удачными театральными проектами), вполне состоявшийся преподаватель фортепиано (не очень влюблённый в свою профессию, хотя и воспитавший некоторое количество весьма талантливых и серьёзных музыкантов), литературный переводчик (не профессиональный, но имеющий за душой три переведённые и изданные книги, три переведённые и сыгранные в театрах Москвы и Питера пьесы. Более того, из рук самого Бергмана получила я разрешение на постановку моего перевода «После репетиции» во МХАТе – об этом отдельный рассказ). Итак, для кого и кому это будет интересно? Детям? Будем надеяться… На внучку больших надежд не возлагаю… Она в свои пять лет трещит бойко по-шведски, даже читает, но опять же не по-русски, и хотя понимает меня хорошо, но общаться хочет только по-шведски. А уж читать… А дай-ка я представлю, что рассказываю о своей жизни моему старинному и близкому другу Диме Равинскому. Это не значит, что каждую секунду и в каждой главе собираюсь упоминать его имя, а просто хочу и буду всё время видеть перед собой его умные и понимающие глаза. Он, я надеюсь, простит мне недостатки стиля (я ведь не Сорокин и не Пелевин), некоторое хвастовство и эгоцентризм (которые точно будут иметь место) и провалы в памяти. В связи с этим, то есть с фактическими ошибками и субъективностью авторов мемуаров, хочу привести байку, рассказанную мне Львом Иосифовичем Гительманом, – любимым учителем и другом. В ответ на его критику явных неточностей в книге воспоминаний Александра Белинского «Записки старого сплетника», автор возразил: «Это МОИ воспоминания, и я ТАК помню».

      Я тоже помню именно ТАК, как буду рассказывать.

      Иркутск 1952–1957

      Детство у меня было счастливым. Оно началось в городе Иркутске. Я знала, что родилась в Москве, но четырёхмесячную меня перевезли в Сибирь (причины нашего переезда в 1952 году, брошенная московская квартира, сорванный с учёбы брат-десятиклассник меня в те годы не занимали). Папа работал главным режиссером Иркутского драмтеатра, нас окружали артисты – весёлые, озорные, своеобразные. Мы жили в театральном общежитии, называемом Коммерческим Подворьем. У нас была, как мне казалось, огромная трёхкомнатная квартира с большим угловым балконом. В одной комнате жил старший брат (по семейному преданию, когда он приводил к себе девушку, ставшую впоследствии его женой, я рвалась к нему, билась всем телом о запертую дверь и кричала: «Почему вы меня не пускаете? Я же своя!»). Общительность моя по свидетельствам очевидцев не имела предела! Когда к нам проходил друг семьи Серёжа, я выпрыгивала, сидя на горшке, в общую комнату с возгласом «Дядя Серёжа! Ку-ку!» Говорят, в младенческом возрасте я была болезненной и страдала от нехватки материнского молока, которое всеми правдами и неправдами добывал и покупал у кормилиц мой старший брат, прозванный за это в нашей семье «Кормящий брат». Всего этого я сама не помню, но помню множество незапертых комнат в длинном коридоре общежития, куда я заходила без особого приглашения и где, как мне казалось, меня все любили. Помню атмосферу розыгрышей, ночных посиделок, мои «подслушивания» разговоров взрослых. Помню большую городскую площадь, на которой были установлены высоченные ледяные горки, с которых я каталась только в обнимку с кем-нибудь из взрослых. В Иркутске мне исполнилось пять лет. И в этом же году мы с мамой и папой переехали в Махачкалу. Брат уже к тому времени женился и остался жить в Иркутске (как выяснилось впоследствии, практически, на всю жизнь – он переехал в Германию уже пенсионером).

      Махачкала 1957–1959

      Так началась моя кочевая жизнь. Папа переезжал с места на место. Везде он возглавлял театры, везде ему сразу давали жильё, везде за ним спешила моя героическая мама: складывала чемоданы и обустраивала новую жизнь на новом месте. С ними, как бесплатное приложение, следовала и я. Махачкала – южный город! Я помню набережную Каспийского моря, где находилось театральное общежитие, в котором мы тоже успели пожить. Между набережной и морем проходила железная дорога. В углу нашего двора росли кусты помидоров. Они кому-то принадлежали, но мы – дети – рвали плоды тайком. В общежитии жила супружеская пара Марковых. Я знала, что их дети: Леонид Марков и Римма Маркова работают актёрами в Москве. Знала я это главным образом потому, что они присылали мне конфетки из Москвы: изумительные круглые обсыпанные сахарной пудрой клюквины в прозрачном целлофановом мешочке, окаймлённом красной ленточкой. В Махачкале я прославилась в театральной среде тем, что прочитала на городской ёлке «Семейный гимн Казимировских», который сочинил мой папа для «домашнего употребления». Скандируя этот текст, мы вместе с ним маршировали дома вокруг обеденного стола:

      Мы не виноваты,

      Что мы все пузаты!

      Ура, ура!

      Пузатая семья!

      Два огромных уха

      И большое брюхо,

      А шеи вовсе нет –

      Это наш портрет!

      На празднике в театре, где я это прочитала, большинство знало папу, и моё выступление произвело впечатление! Все смеялись, пересказывали друг другу, подшучивали над папой. А спустя десять лет, когда мы уже жили в Саратове, в дверь нашей квартиры позвонили. «Кто там?» – спросила я, не

Скачать книгу