Скачать книгу

ия в Дурляндии добывается из дури. Но наркодельцы тоже не говорят тебе, как жить, потому что это совсем не та дурь, а дурь в прямом смысле слова. Так что и наркодельцов нет. И никто, следовательно, не говорит тебе, как жить. 

      3) Ты можешь быть честной и посылать иностранных принцев, не парясь о дипломатии, потому что воевать с тобой всё равно никто не будет. Понятно, почему. 

      4) Ты можешь любить не кого предписано, а кого хочешь. 

      5) Тебе не грозит гильотина, потому что никто не хочет власти, да и было б что отрубать. 

      6) Рыцари тебе верны, потому что ты не имеешь вредных привычек. 

      7) Напыщенные короли тебя сторонятся, потому что ты не имеешь вредных привычек.

      8) Ты можешь творить всё, что угодно: хоть дождь с градом, хоть суп с фрикадельками, хоть картины для Пикассо, хоть песни для минизингеров.

      9) Ты можешь наслаждаться уединением и разговором по своему усмотрению.

      10) Ну и хватит, а то зависть – плохое чувство.

      Откуда, куда и зачем

      Каждый раз, когда катерок кренился, а в иллюминатор не было видно ничего, кроме воды, я чувствовала себя пленницей стиральной машины. Полоскало всех восьмерых пассажиров, кроме меня. Боцман, он же матрос, он же доктор, едва успевал выдавать пустые пакеты и вышвыривать за борт полупереваренный паломнический завтрак. В голове не было ничего, кроме текста молитвы, который плыл бегущей строкой в пустой темноте, пытаясь побороть картины катастрофы и вопросы, касающиеся выживания. А где спасательные жилеты? А если катерок кувыркнётся кверху пузом, сколько времени я смогу продержаться в холодной воде? А будут ли нас искать? Мысли эти имели только одно полезное свойство: я поняла, что умирать мне совсем не хочется и что невозможно ходить по Белому морю и быть неверующим. И все оставшиеся три часа, пока «Святитель Илларион» пробирался сквозь шторм до причала Кемь, я посвятила непрерывной молитве. Как сказал Един В Трёх Лицах Боцман, когда наша группа недоверчиво разглядывала пляшущее на волнах у причала Соловецкого монастыря судёнышко, «что с вами может случиться на катере с таким названием, который ведёт сам настоятель подворья?». Илларион, если ты не в курсе, был славен тем, что вызволял из ледового плена рыбаков, проходя на своей лодчонке куда угодно. Такова была его сила. А какова моя сила? Почему меня вдруг так невыносимо потянуло именно на Соловки, что я проделала путь через полстраны? Новосибирск? Вы приехали из Новосибирска? Пауза. Даже театральная пауза.

      Я смотрю на туманные фотографии, и чувствую этот хвойно-морской запах, милосердное солнце над Заяцким, Анзерскую грязь под армейскими ботинками. Идеальная обувь бездорожья, скажу я тебе, неубиваемая – не промокает, нога дышит. И стоят берцы вдвое дешевле кроссовок, которые можно выбросить после одной поездки. Гротескно выглядывая из-под длинной вязаной юбки, обувка эта носила меня по заповедным землям, хоть немного защищая толстой подошвой от боли, которой пропитан здесь каждый камень. На фото у меня усталое лицо, сквозь которое будто бы смотрят в мир души замученных здесь в разное время, от Соловецких сидений до СЛОНа.

      В какой день это произошло? Не помню. Я смотрела на блеклую, ничего не отражающую воду бухты и вдруг увидела, как православные вытаскивают из монастырских ворот и бросают на лёд трупы преданных ими же единоверцев. История раскола, проходившая через судьбу моей семьи, в один миг стала осязаемой, в ужасе своём дошла до предела и – отпустила, отпустила меня. Я почувствовала в тот миг, что церковь с её вопросами перестала меня интересовать. Но вера… вера приобрела металлический привкус. И затрепетали в туманных пейзажах островов иные картины былого: Герман и Савватий, Иов и Филипп, – подвиги первопроходцев и строителей. Пафосно? Пожалуй. Но даже этот пафос не выражает сущностной перемены, через пять лет приведшей меня в мой лесной дом.

      Видимо, почуяв эти толчки силы, зовущие в дальние края, через полгода после поездки умерла давно овдовевшая мама. В тот день, когда я должна была ехать в Санкт-Петербург на семинар по оздоровительным практикам и где была назначена встреча с мужчиной. Умерла на моих руках. Чтобы не обременять. Чтобы не остаться совсем одной. Может быть, причина была иной. Я даже согласна с официальной – сердечный приступ. Но до последнего дня буду благодарна ей за первую, больше похожую на цель. Она не хотела, чтобы её спасли. Ей стало плохо, когда я ушла на работу, но она не вызвала скорую и позвонила мне лишь тогда, когда поняла, что не спасут. На усилия реанимационной бригады и мои она лишь сказала «Отпустите меня в Гималаи». Я сдала билет на поезд и после похорон полетела в Питер самолётом. Нельзя было оставаться в этих стенах одной. По возвращении позвала к себе пожить брата, который занял с семьёй большую комнату, а я поселилась в маминой. И началось пустое время, о котором я мало что могу вспомнить. Время после утраты, когда мы держались рядом, но были не в состоянии говорить о своей боли. Я работала психологом, и это обязывало держаться в форме. Я проходила личную терапию и ещё некоторое время ждала, что мой друг приедет. Но данный себе срок ожидания вышел, я простилась с нелепой надеждой и погрузилась

Скачать книгу