ТОП просматриваемых книг сайта:
Народ на войне. Софья Федорченко
Читать онлайн.
Сейчас полотно рвать. Вот понаделали портянок, я себе все с буквами углы рвал. Герб ихний, корона и две буквы. Верно, что война хоть зла, да тем мила, что со стола – то под себя…
«Принеси вышивок»… Я и пошел. А это к венцу рубахи у них. Баба девкой спину гнула да золотом расшивала – все радость виделась… Вот те и дождалась радости… Мужа австрийцы угнали, а ее наш брат грабит…
Нет мне злее, как без хлеба. Брюхо наше сызмальства к хлебушку приучено. Мужичонку и в колыске одно дело, что мамка, что хлеба жамка. А здесь, как нас на мамалыгу эту перевели, так больше всего понял, что война нутро повыела. Только как паек дополнили, осмелел я немца думкой осиливать…
Идешь в избу, баба сидит, волком смотрит с голоду… Отдашь ей хлеб, и глаза у ней светлые станут, и ребятишки откуда-то вырастут, и пес под ногами хвостом крутит… Хлеб – великое дело.
Самое главное – хлеба вдосталь, тогда другого не надо, и страху нет. А как уменьшат порцию, так тáк тебе и сдается, что свету конец, коли рабочему человеку хлебушка нехватка.
Все мы здесь на одного хозяина работнички. Своего ничего нет, на чужой земле разоренной топчемся непрошеные.
За рекою лес, видать, очень красивый, да густой, да ровный, под самое небо головами. А в лесу том окопы по земле черной гадюкой вьются и за каждым кустиком враг. Вот те и красота.
Чему дома научился,
На войне все позабыл,
А военную науку
Из-под палки проходил.
Красть – очень даже нехорошо – и грех, и расплата. Да только на войне по-иному: все чужое да легкое – какой тут грех. А уж расплаты-то хуже смерти не будет, а мы сюда на смерть и пригнаны. Вот и не плошай.
Я не знаю, что я после войны делать буду. Так я от всего отпал – сказать не могу. Здесь ты ровно ребенок малый, что велят, то и делай. И думать ничего не приказано, думкой здесь ничего не сделаешь… Одна машина, что я – то Илья, что Евсей – то все.
Есть такие, что им до всего душа лежит и обо всех они думой раскидывают. Этим дома ли, здесь ли – все едино. А нашему брату как душу на волю выпустили. Ты меня бей и ругай, а только как мать родная заботься… Здесь мне и пища, и одежа казенные… Спокоен я…
Мне ничего теперь не нужно, лежал бы и ни о чем не думал… Каждому на этом свете своя мерка горя отпущена… А я, видно, чужую починать стал, вот и устал…
Хорошо жил я недолго, больше плохо… А теперь в люди попал и нужен стал… Смеюсь я надо всем и в Бога верить еще с пастухов перестал… Сказал: «Не верю, разрази!» Гроза была большая, не разразил… А жизнь я не очень любил и папашеньку с мамашенькой за нее не спасибовал… Как кобель с сучкой, а ты что в аду гори… А на войне нужны стали: то «братцы», то «ребятушки»… Чую, выпустит мне Вильгельм кишки…
Бояться-то мне нечего, больно я жизнью взыскан. Всяко бывало, и вкривь и вкось, и наг, и бос, и бит, не сыт и на каторгу брит…
Полно ты – врать!.. Ни слову я насчет такой храбрости не верю. Оно, правда, кричать не стану, не к чему, не поможет ведь. А чтобы сердце играло – того нет. И не верю. А коль и бывает, так у озорников у одних…
Я-то не боюсь, а, конечно,