LITMIR.BIZ

      Я экономен. Жалуются – жаден.

      Храню порядок. Шепчутся – жесток.

      Вдохну я, нечем, – вопиют, – дышать им!

      А выдохнул – надеются, что сдох…

      Путем людской природы к делу злому

      намерения добрые ведут.

      Я полагал, даю свободу слову,

      но отпустил на волю клевету.

      Сребролюбивый рыхлозадый старец,

      скупивший жито в худосочный год;

      колдун, ревнитель богомерзких таинств,

      и виршеплёт-юнец – без меры горд

      стихом, где, ум выказывая скудный,

      осмеивает прах моих ушей;

      и ты, матрона, платных потаскуний

      освоившая ремесло, – ужель

      вы ропщете?! Но, чреслами и чревом

      влекомые, чего хотите вы?!

      Не ждут, кормя скотину белым хлебом,

      из жидкой жилы доброй тетивы.

      Но вам струна потребна: тешась арфой,

      вы млеете. И знать не хочет блажь,

      как, не страшась стрелы ослабшей, варвар

      в пределах римских ставит свой шалаш.

      Я пережил сомнение и жалость.

      Бирючья сыть – и перед ней не сник.

      Пусть ненавидят, лишь бы соглашались!

      И вот идут – в ошейниках стальных,

      с доносами, с подносами, забавой

      актерской теша, с криком «Исполать,

      Отечества Отец!», шепча: «За бабой

      иль, государь, за мальчиком послать?..»

      Ужель ты вскормлен молоком волчицы?

      Он тявкает, мой Рим, по-лисьи льстив:

      «Будь, Цезарь, здрав!..»

      Но, труся, рыкнуть тщится:

      «Тиберий, падаль, отправляйся в Тибр!»

      Ну а рабы, что вечно бредят бунтом?

      А варвар, что крадется к рубежу?..

      Завидуете Цезарю? Как будто

      забыли: волка за уши держу…

      Я слышал, что казненный в Иудее

      лет пять назад сапожник – Иисус

      его как будто звали? – был на деле

      Сын Божий. Он умел в цветущий куст

      оглоблю превращать. Преображаться

      умел в змею, мурену и скворца.

      Но не желая к чарам обращаться,

      он словом обращал к себе сердца.

      Грехам земным грозя судом небесным,

      он обещал, что праведных спасут

      любовь и вера, – и согластно местным

      законам был немедля вызван в суд.

      Неправедными судьями допрошен,

      и уличен, и осужден на крест,

      и, тленный, снят с креста и в гроб уложен

      он день спустя воистину воскрес!

      Но Риму моему, я полагаю,

      помочь не смог бы даже этот Христ…

      Пусть мостовая рукоплещет Гаю —

      лебанский кедр, сосна и тамариск

      смягчают смрад. О большем не мечтая,

      под гул прибоя наблюдаю я,

      как между пальцев струйка золотая

      стекая, погребает муравья.

      А вдруг – воскреснет?.. Но сентябрь в разгаре.

      Гексаметр волн я слушаю в глуши.

      А в Риме шепчут: «Полоумный скаред

      морской песок прибрать к рукам решил…