LITMIR.BIZ

Скачать книгу

й Эдуардович Бромлей – совладелец московского механического завода братьев Бромлей, который после революции стал «Красным пролетарием». Одна из его дочерей вышла замуж за профессора истории Владимира Сергеева – внебрачного сына Станиславского, создателя МХАТа. На семейной даче долго хранился стол, принадлежавший Константину Сергеевичу, – старинный, с потайным ящиком. К сожалению, стол вместе с домом сгорел при пожаре. А вот хрустальная шкатулка с серебряной крышечкой, подаренная Станиславскому одной из возлюбленных, сохранилась.

      Другая тетя по маме, Надежда Бромлей, стала актрисой и работала как раз во МХАТе. Она рассказывала, что Константин Сергеевич очаровательно оговаривался: «свечка тухлится», «маятник мочается», «бижор и манор». Его мысль всегда бежала впереди слов.

      Мой дядя Давид Кардашов был доктором технических наук и изобрел суперклей, которым скрепляли даже лопасти вертолетов. Давид был женат на дочке Демьяна Бедного Тамаре. В своей книге мама вспоминает, как бывала в гостях у поэта: он жил в Кремле, в просторных апартаментах, стены которых украшали подлинники работ известных художников. Семейство держало прислугу, сам глава, сменивший, как известно, «неправильную» для советского времени фамилию Придворов на пролетарский псевдоним Бедный, ездил на роскошной машине. Правда, его дочь после замужества почему-то ушла жить в семью Давида.

      Мамин средний брат, скульптор Лев Кардашов, женился на Людмиле фон Дервиз, она приходилась родственницей Валентину Серову и Антону Чехову. Среди нашей родни – но уже дальней – Лев Толстой, художник Владимир Фаворский, профессор Московской консерватории скрипач Иван Гржимали, которому поэт Андрей Белый посвятил такие строки:

      Мои мистические дали

      Смычком взвивались заливным,

      Смычком плаксивым и родным —

      Смычком профессора Гржимали…

      Бабушка Вера Николаевна хотела сделать из меня скрипачку, поскольку хоть и преподавала во Внешторге немецкий, обожала музыку и в свободное время играла в любительском ансамбле на скрипке. Но в шесть лет я заболела балетом – при том, что никогда не видела его на сцене! В войну мы уехали в эвакуацию на Урал. Там в журнале попалась картинка: тоненькая танцовщица-фея в пышной юбочке и атласных пуантах. И все – с тех пор мечтала парить вот так, на пальчиках. Вскоре в пионерлагере состоялось первое выступление на публике. Мне сшили из марли голубую пачку с розовыми цветами, и я кружилась у огромного костра. До сих пор помню, как танцевала, а вокруг летали искры…

      Когда мы вернулись в Москву, поступила в хореографическое училище. Конкурс – пятьсот человек на тридцать пять мест! Но я прошла: была живая и очень худая. Шутили даже, что Касаткина – это «полкило костей и кружка крови». Прежде в Большой ходили в том числе и чтобы полюбоваться на девушек с формами, но наше поколение – уже костлявое.

      В этом смысле мне повезло: ела всегда мало и не страдала от чувства голода. Хотя до сих пор помню запах любительской колбасы, который сводил в детстве с ума. В училище не было столовой, и ребята приносили обеды из дома – у кого что было. С нами учились обеспеченные дети руководителей союзных республик – потом почти все вернулись на родину и стали ведущими танцорами. Они доставали из портфелей ломти белого хлеба, на которых лежали розовые овальчики колбасы с кусочками жира. Я чуть сознание не теряла, даже выбегала из класса, чтобы не чувствовать одуряющего запаха…

      – Кого из своего поколения вы бы выделили особо?

      – Самой видной была Светлана Дружинина. Я-то походила на крысенка, а она – писаная красавица, да еще одаренная. К сожалению, в старших классах Света травмировала ногу и с балетом пришлось завязать. Зато она стала выдающимся режиссером. Когда видимся, всегда вспоминаю, как в старших классах танцевали вместе в опере «Риголетто» в филиале Большого (там сейчас Театр оперетты). Нас одели в длинные закрытые платья, но исполнитель партии Герцога Сергей Лемешев, в которого были влюблены все девочки, все равно разглядел Светину красу и строил ей глазки. Она, правда, утверждает, что Лемешев на всех молоденьких поглядывал. Но я-то помню, что выделял именно ее: рядом с Дружининой остальным делать было нечего.

      К слову, через много лет я встретилась с великим тенором на вручении комсомольских наград. К тому времени мы с мужем Володей Василевым (танцовщиком и балетмейстером, вместе много лет руководим Театром классического балета) давно вышли из молодежного возраста, Лемешев вообще находился уже в пенсионном. И кому пришло в голову делать из зрелых артистов комсомольцев? Лемешев, увидев нас, обнял за плечи, лукаво подмигнул: «Дослужились!»

      – Вы сразу попали в труппу Большого?

      – Нет, хотя, казалось, были все шансы: в старших классах я занималась у прекрасного педагога Суламифи Мессерер, тети и приемной матери Майи Плисецкой. Но пришлось задержаться в училище на год – перед выпуском заработала сотрясение мозга. Травма была не профессиональная, просто незнакомый мальчишка, пытаясь привлечь внимание, кинул в меня куском льда и попал в голову. Положили в больницу и потом еще долго запрещали подходить к станку.

      Когда восстановилась и хорошо показалась на итоговом

Скачать книгу