LITMIR.BIZ

      Скучен удел Всемогущего Бога.

      Вечно, предвечно всё то же одно и одно:

      Та же лазурная вечная вьется дорога,

      То же горящее вечно пылает пятно.

      Праведников, грешников весить да мерить,

      Всё, что было, что будет, знать всегда,

      Только себя любить, только себе верить,

      А конца нет и не будет никогда.

      Но не потому, что скука бесконечна,

      Страшно мне за Господа моего,

      Страшно мне, что одинок Он вечно,

      Что некому нам молиться за Него.

      Вы прозябали в мутном полусне,

      Бесцельно-хмуры, безразлично-кротки,

      Как пленники в окованной колодке,

      Как мухи зимние в двойном окне.

      Мир колыхался в буре и в огне,

      А вы гроши считали у решетки,

      Не верили ни солнцу, ни весне,

      Но веровали твердо в рюмку водки.

      Трухлявые, с водянкою в крови,

      Без веры, без надежды, без любви,

      По жизни вы прошли неверным звуком.

      Какая кара ожидает вас!

      Как страшен будет ваш последний час!

      Каким обречены вы вечным мукам!

      Не знал я материнской ласки,

      Не ведал я забот отца,

      Почуяв в первой детской сказке

      Весь ужас ночи и конца.

      И вот, измученный калека,

      К могиле ковыляя вспять,

      Я вновь увидел человека,

      Каким я был и мог бы стать.

      Мой мальчик стройный, светлоокий,

      Я не отдам тебя судьбе,

      На мне удар ее жестокий,

      Он не достанется тебе.

      Я поддержу, когда ослабнешь,

      Я укажу, куда идти,

      И ты живым зерном прозябнешь

      На гробовом моем пути.

      Мой сын, нет в мире зла опасней

      Дремоты полумертвеца,

      Нет унижения ужасней:

      Краснеть за своего отца.

      Мой скромный памятник не мрамор бельведерский,

      Не бронза вечная, не медные столпы:

      Надменный юноша глядит с улыбкой дерзкой

      На ликование толпы.

      Пусть я не весь умру: зато никто на свете

      Не остановится пред статуей моей

      И поздних варваров гражданственные дети

      Не отнесут ее в музей.

      Слух скаредный о ней носился недалёко

      И замер жалобно в тот самый день, когда

      Трудолюбивый враг надвинулся с востока

      Пасти мечом свои стада.

      Но всюду и всегда: на чердаке ль забытый

      Или на городской бушующей тропе,

      Не скроет идол мой улыбки ядовитой

      И не поклонится толпе.