LITMIR.BIZ

      Сам Иван Кабушкин, однако, не подтверждал факта своего пребывания в плену. В отчете, предоставленном осенью 1942 года в ЦК КП (б) Б, он следующим образом сформулировал обстоятельства, вынудившие его остаться под оккупацией: «Убедившись в том, что я не в состоянии опередить наступающую немецко-фашистскую армию, я решил выполнять свой долг перед Родиной в тылу врага»3. В составленной в Институте истории партии при ЦК КПБ характеристике (1959 год) факт его пребывания в плену также не подтверждается: «С началом военных действий, отступая вместе с нашими частями, Кабушкин оказался в окружении, и, оставшись в тылу врага, осенью 1941 г. в районе г. Минска включился в борьбу против н-ф захватчиков»4.

      Осенью и зимой 1959 года, в ходе подведения итогов работы комиссии ЦК КПБ, занимавшейся реабилитацией Минского подпольного комитета 1941 – 1942 г. г., считавшегося до тех пор подставным, инспирированным немецкими спецслужбами, Бориса Бывалого попросили рассказать об известных ему фактах возникновения подполья. В ноябре 1959 года проживавший после войны в Киеве Борис Бывалый, генерал-майор в отставке, предоставил в партархив при ЦК КПБ специально написанные воспоминания о своем участии в минском подполье. А в начале декабря того же года по приглашению руководителя партархива Степана Почанина он и сам прибыл в Минск. 11 декабря в институте истории партии была организована встреча с бывшим подпольщиком. На встрече, как и в предоставленных ранее воспоминаниях, Бывалый рассказал в том числе и о Кабушкине, о котором до тех пор не было известно почти ничего.

      «Среди людей, связывающих нас с подпольем, был один товарищ, носивший подпольную кличку „Жан“. Фамилия его была не известна. Вероятно, у него было несколько фамилий, но вряд ли хоть одна из них была подлинной.»5

      Как потом выяснилось, этим именем представлялся младший лейтенант Иван Кабушкин. Это прозвище – «Жан» – никак не было связано с Францией: он с детских лет проживал в Казани и получил его от татарского имени Имамжан – так на татарский манер называли Ивана соседи, позже друзья сократили это имя и переиначили его в Жана6.

      Первое впечатление о нем у Бывалого сложилось неважное: «Все мы были… в… озабоченном состоянии, а он такой бесшабашный, веселый, очень прилично одетый. Его прическа носила следы перманента, кудри очень хорошо вились, легкий такой в разговоре, всезнайка. О ком ни говоришь – знаю. О чем ни говоришь – это известно. Такой человек невольно возбуждает подозрение.»7

      Многие ему и потом не доверяли. «Был он подчас не в меру хвастлив и многословен. Эти его отрицательные качества невольно вызывали к нему недоверие некоторых товарищей.»8

      Несколько позже, выслушав весьма положительную характеристику Жану из уст Исая Казинца, а, главное, воочию убедившись, что он многое делает, Борис Бывалый изменил свое мнение об этом человеке9.

      В своих воспоминаниях он перечисляет присущие Жану качества подпольщика и разведчика: «Он был до безрассудства смел и решителен и в то же время весьма искусен в конспирации. Умел входить в доверие к людям и добыть ценные сведения там, где казалось добыть невозможно. Ловкий и смелый, он то появлялся, то исчезал, чтобы появиться затем в новом облике. Был он, помниться, и парикмахером, и часовым мастером, и продавцом комиссионного магазина. Все это долгое время позволяло ему ускользать от полиции и гестапо. Многие товарищи в шутку его так и называли: неуловимый Жан.»10

      Борис Бывалый

      Бывалый отнюдь не идеализирует Кабушкина, особенно на фоне существовавшей в те времена традиции рисовать портреты героев белой краской, а антигероев – черной.

      Вместе с тем, в его рассказе некоторые отрицательные с точки зрения комиссара Бывалого качества лишь добавляют Жану живости в образе «крутого» подпольщика. «По своему характеру Жан смелый до дерзости человек, бахвал, падок до связей с женщинами, очень любил деньги и требовал их большое количество для работы и конспирации в Минске. Конспирироваться умел.

Скачать книгу