LITMIR.BIZ

Скачать книгу

и грех, потому что в любом случае выйдет клятвоотступничество. А вот неконфликтно додумывать недостающее, аккуратно привносить в клятву крупицы современности… – такое никому не возбраняется. Так родился запрос на сверхурочные.

      По тем временам доктор много взял, целых пять рублей. С работой уложился минуты в три, включая манипуляции с козырьком. Сейчас, наверное, у него большой бизнес, с такими талантами люди не пропадают.

      А козырек в моем детстве должен был быть желтым. Сестра мечтала о таком же. Но мама строго заметила, что желтый – цвет разлуки, он отвратительно защищает глаза от солнца и хорош только в густом тумане. В туман же лучше сидеть дома. Разлука, туман, желтый цвет никак не хотели жениться в моем детском мозгу, пока в опустившемся на улицы «молоке» лихой таксист не сбил девочку из семьи японского дипломата.

      Эта драма никак не сказалась на нашей с сестрой участи. Я насчет того, что в туман лучше сидеть дома.

      Наша мама не давала повода нам, своим детям, гордиться ее исключительной принципиальностью и твердой последовательностью: она немилосердно выставляла нас, не до конца растормошенных, в уличную промозглость будничного утра, набрякшего серым, тяжелым туманом. Из-за сырости я называл туман «полудождем». Я до сих пор помню, как болезненно мне хотелось поспать. Вот прямо как сейчас. Но сейчас боли нет. И сейчас можно. Хоть до самого понедельника. Если сил хватит. Сил на сон. Смешно.

      «Спать, валяться. Мечта…та…та… Та-та-та… Расстрел мечты. Однако стоит вставить между этими двумя буквами третью, «р», и эта автоматная дробь уже будет про кота, чижика и собаку. Так фарс сменит драму».

      «Смерть – драма?»

      «Смерть мечты – безусловно».

      «А человека?»

      «Возможно для окружающих. Избранных окружающих. Кого человек при жизни избрал для своей любви. И любил».

      «Спи уже».

      «Уже».

      На самом деле я немного поторопился. Засыпая, думал, что хорошо бы проснуться отпетым мошенником. Отпоют меня то ли в маленькой кладбищенской церквушке, то ли в такой же часовенке.

      «Нет, это будет не мой случай», – выплетал я холстинку истории.

      «Твой, твой…» – поломала узор история.

      В открытом гробу мне, недвижимому и остывшему до антиприродных значений, все равно было холодно. Я это знал, но не чувствовал. Rigor mortis.

      Трупное окоченение.

      Оно наступило еще при жизни, но какое-то время удивительном образом не справлялось с ней, не сумело остановить. Другое дело сейчас. Пришло время. Мы с жизнью сдались.

      Батюшка часто и резво хлопал укрытыми в перчатки ладонями, напоминая заводного зайца с металлическими тарелками. Только не жизнерадостного в светлом плюшевом безразличии, а призванно опечаленного и в темном. Если в принципе существуют траурные аплодисменты, то батюшка мог бы претендовать на возведение в эталон. Вот только мелко приплясывать под рясой ему не стоило. Это вредило полновесной картине и влекло мысли к карточным персонажам, чьи нижние

Скачать книгу