Скачать книгу

а сугробах,

      И я… за столом.

      Мой отец был рыбак. Он вязал пятипёрстку[1].

      Он описывал плавной рукою круги…

      Он не просто занятье придумал подростку —

      Он причину придумал:

      Жалел сапоги.

      Я писал про весну, про отцовские сети,

      Как луга за рекой заливает вода…

      Это всё, что в семь лет я увидел на свете,

      А про лебедя – просто придумал тогда.

      Был он с красными лапами, белый-пребелый.

      Принимая весну, он справлял торжество!

      Я, по сути, в стихах ничего с ним не делал,

      Просто выпустил в луг и смотрел на него.

      Мой отец был хитрец.

      Взгляд прищуренно-весел.

      Стих пришелся ему, я узнал по глазам.

      Он взъерошил меня и, беззлобно отвесив

      Подзатыльник, промолвил:

      «Ступай к пацанам…»

      Я обул сапоги и ушел на планету,

      По сугробам пошел, закружился в борьбе.

      И все долгие годы, скитаясь по свету,

      Я ношу и ношу эту строчку в себе.

      «Мой отпечаток зрим…»

      Мой отпечаток зрим.

      Как след медвежьей лапы,

      Он узловат.

      Ни каменных дворцов,

      Ни крепко сшитых «в лапу»

      Резных палат.

      Я просто шел и пел,

      Марал бумагу кровью,

      Звенел струной,

      И, брызжущим в лицо,

      Дышал в ответ любовью,

      А не слюной.

      Я возводил свой храм,

      И, укрепляясь в вере,

      Я знал: спасет.

      Я этот храм воздвиг.

      Я открываю двери.

      Входите. Вот…

      Всмотритесь и —

      Увидите воочью:

      Здесь, в глубине,

      Строка любая,

      Каждое отточье —

      Всё обо мне.

      «Родился. Вышел из дверей…»

      Родился. Вышел из дверей.

      Сошел с крыльца, калитку тронул

      И палец в кровь порвал, и понял:

      Не будет мне поводырей.

      И… каплю в рот, чтоб кровь не видеть…

      Сто лет живу, сто лет храню

      Той боли привкус, как броню,

      Как право – жить и не обидеть.

      «Позови меня в дорогу…»

      Позови меня в дорогу

      Без начала и конца,

      От родимого порога,

      От заветного крыльца —

      Под осиновые всхлипы,

      Под осиновую дрожь,

      В лето, пахнущее липой,

      В колосящуюся рожь.

      Посели во мне тревогу,

      Тайным знаком осени,

      Но к родимому порогу

      Обязательно верни.

      «В детстве пророк, а потом обалдуй…»

      В детстве пророк, а потом обалдуй,

      Словно крапива, я рос на подворье,

      Оспой болел ветряною и корью…

      – Не заколдуешь – колдуй, не колдуй…

      Так я шептал, угорая в бреду,

      Черной холстиной от солнца укрытый.

      Выжил и вышел, пошел и бреду,

      Оспою меченый, битою битый.

      Выжил и вышел, а солнце – в упор,

      Чтоб не ослеп, чтобы видел любое —

      В небе ли синем, в бездонном забое,

      Или в душе, где под жаркий мотор

      Боли насыпано, словно опилок,

      Налито крови горячей густой…

      Что мне для счастья?

      Патрон золотой,

      Тихую пристань и пулю в затылок,

      Чтобы не бить понапрасну сапог,

      Чтобы великой печали не видеть,

      Чтоб никого не успел я обидеть,

      Чтобы предать никого я не смог.

      Воскресенье

      Конь прядает,

      В оглоблях тычась.

      Плеча касается щекой.

      Болотный бык ревет, набычась,

      Гоняет эхо над рекой.

      Стоит июль.

      Еще пол-лета!

      Дымит Алей. Заря светла.

      Лети вперед, моя планета,

      Впрягай меня в свои в дела!

      Огранивай!

      Опять

Скачать книгу


<p>1</p>

Пятипёрстка – пятидесятка (пять перстов), размер ячеи (авт.)