Отречение - Мария Донченко

Скачать книгу

и проводами, и такие же мрачные, озабоченные люди, поднимая на них глаза, поднимали воротники плащей и курток тусклых тонов, перекладывали из руки в руку тёмные зонты и спешили, стуча по асфальту каблуками, успеть скрыться в подземельях метро до того, как с небес на них хлынут свинцовые потоки дождя. Впрочем, мужчины и женщины, торопившиеся в тот день по городским улицам, и без того не особенно улыбались, а скорее отворачивались от встречных, пряча в воротники измученные лица.

      Однако тучи продолжали висеть над неулыбающимся городом, так и не разродившись каплями влаги, и серая Москва-река продолжала плескаться, одетая в кандалы мостов, и капли воды не ударили в её поверхность, расходясь кругами…

      Центр города был не просто мрачен – он был сумрачно и торжественно мрачен, словно камни чувствовали, что прощаются с великой и неповторимой эпохой. Гранитные набережные, величественные высотки сталинской эпохи, изящные вестибюли станций метро застыли в немом ужасе поражения, словно брошенные под вражеский сапог, не в силах защитить себя… Но нет, город не нёс следов ни бомбёжек, ни разрушений, город был даже чисто вымыт поливальными машинами с оранжевыми баками и голубыми кабинами. И только они, камни, не в силах двинуться с места, будучи встроенными в конструкции набережных, колонн и арок, несли в себе не понятую ещё современниками страшную печать великого Поражения…

      И только над Красной площадью, полной говорливых иностранцев, страшным и непонятным диссонансом к происходящему, по-прежнему реял красный флаг с серпом и молотом в углу полотнища.

      По набережной Москва-реки неторопливо полз троллейбус, водитель объявлял остановки, люди-тени выходили из салона и входили в салон, занимали места, утыкаясь в газеты или шелестя страницами журналов.

      Ветер трепал обрывки афиш кинотеатров, гулял в стёклах разбитых телефонных будок.

      Троллейбус повернул на улицу Димитрова и пополз к метро «Октябрьская».

      На одной из остановок в салон вошла девушка семнадцати лет. Прокомпостировав талон, она улыбнулась пассажирам, но никто не только не ответил ей – никто не поднял на неё глаз.

      Скривив губы, она присела на сиденье и стала смотреть в окно, на проплывающие за окном каменные здания, колонны и мосты.

      Анна возвращалась из института, было ещё не поздно и даже светло, сумерки ещё только готовились поглотить сдавшийся без боя город, и жёлтые кленовые листья бесшумно ложились на тротуары последней осени Советского Союза.

      В этот же момент по одной из аллей Лосиноостровского парка, расположенного на дикой северо-восточной окраине столицы, ехал по шуршащим листьям милицейский патруль.

      Они заходили на последний круг по парку, в семь вечера капитану Белякову предстояло сдавать смену и идти домой, к жене, которая снова будет пилить и корить за безденежье… – Беляков подёрнул шеей, хрустнув усталыми суставами, и только потянулся в карман за папиросой «Беломора», намереваясь закурить, как вдруг услышал оклик сержанта:

      – Товарищ капитан, там ребёнок плачет!..

      Жестом приказав водителю остановить машину – ну что за… в последний час дежурства! – Беляков грузно выбрался из машины. В глубине темнеющего леса, действительно, надрывался детский плач.

      По обочинам дороги под деревьями лежал толстый слой неубранных листьев, по которым пришлось ступать милиционерам.

      – Твою ж… мать! – услышал вдруг Беляков голос сержанта.

      – Что там такое? – обернулся он.

      – Товарищ капитан, тут… Тут труп, товарищ капитан. Женщина…

      Беляков сплюнул и выматерился, постепенно осознавая, что вечер, да и ночь, безнадёжно погублены, что провести ближайшие полсуток придётся в компании не жены, а оперов и следственной группы…

      – Ничего не трогай, б…

      В десяти метрах правее, действительно, лежала мёртвая женщина, едва присыпанная листьями. Она была убита, видимо, ножом, видимо, совсем недавно, кровь ещё была довольно свежей, да и запах Беляков почувствовал бы раньше, будь рядом мертвяк хотя бы суточной давности.

      На секунду прохладный воздух замер, и только через мгновение плач ребёнка вновь напомнил Белякову о себе.

      – Сержант, твою мать! Ребёнок!

      Эхо гулко отдавалось в безлюдном парке, в подрагивавшем свете фар автомобиля.

      Младенец лежал на земле, метрах не более чем в пятидесяти от трупа, и заходился криком, но видимых повреждений на нём не было.

      Беляков сообщил по рации о находке начальству и присел на землю, с тоской ожидая прибытия оперативно-следственной группы, пока сержант качал явно проголодавшегося мальчика и пытался напевать ему какую-то мелодию, на которую тот, впрочем, не реагировал.

      В голове Белякова уже рождались первые строчки рапорта.

      «24 сентября 1991 года, около 18 часов 30 минут, дежурный экипаж…»

* * *

      Год 1943. Август

      «Подводя итог вышесказанному, я резюмирую – развитие технологий, о которых сказано выше, меняет подход к диверсионной деятельности в

Скачать книгу