Скачать книгу

ических и аскетических проблем, из которых каждая заслуживает отдельной книги, по объему как минимум вдвое превышающей ту, что читатель держит сейчас в руках. Именно по этой причине предлагаемая книга не заменяет и не призвана заменить собой специальную литературу, посвященную теме Десяти заповедей, которой написано уже очень много. То же касается и литературы аскетической. Будучи человеком православной духовной традиции, автор, естественно, имеет в виду святоотеческие тексты, и прежде всего тексты отцов-аскетов, однако он не ставил перед собой задачу сколько-нибудь подробно анализировать святоотеческие толкования Декалога или связанные с ними аскетические тексты. Тем не менее внимательный читатель, знакомый с православной аскетической литературой, легко заметит в тексте книги как прямые отсылки к писаниям отцов-аскетов, так и связанные с ними аллюзии. Все это, разумеется, не означает, что предлагаемая книга претендует на то, чтобы заменить собой эти писания, она лишь отсылает к ним читателя, вместе с тем позволяя ему увидеть в тексте Десяти заповедей живую и органичную связь с православной аскетической традицией. Что до самой этой традиции, то из более-менее современных нам авторов можно было бы предложить читателю такие книги, как «Путь ко спасению» свт. Феофана Затворника, «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу», тексты св. Силуана Афонского, о. Софрония Сахарова, митр. Антония Сурожского. При всем их разнообразии эти тексты роднит между собой ориентация на практику, на ту духовную работу, которая в православной духовной традиции называется «внутренним деланием», причем практика эта описана упомянутыми авторами в форме, вполне подходящей не только для монаха, но и для человека, живущего в миру. Смеем надеяться, что предлагаемая читателю книга поможет ему связать эту практику с Декалогом, который откроется ему как духовный и нравственный фундамент такой работы.

      Введение

      Из всех ветхозаветных текстов самый важный для христиан – Декалог. Мнения относительно ветхозаветного законодательства, его актуальности и необходимости для христиан расходятся. Что же касается Декалога, то его заповеди считаются абсолютно необходимыми и обязательными к исполнению всеми без исключения. При этом предполагается (и такое понимание можно считать сегодня не только широко распространенным, но и, по сути, общепринятым), что Декалог представляет собой моральный кодекс христианина (хотя вернее его было бы назвать кодексом ветхозаветным или, точнее, яхвистским – ведь он был дан народу Божьему задолго до прихода Христа). При этом нельзя не заметить, что в еврейской традиции (речь тут можно вести как о яхвизме, так и о выросшем из него иудаизме, в частности, об иудаизме периода Второго храма) Декалог является частью того текста, который в иудаизме называется Торой, а в христианской традиции получил название Пятикнижия. В том, что касается текста, иудейская Тора и христианское Пятикнижие совпадают (вопрос переводов и их аутентичности затрагивать не будем). Нельзя, однако, не обратить внимания на то, что само понятие Торы в иудейской традиции выходит далеко за рамки понимания ее как только текста или даже как текста и соответствующего корпуса традиционных комментариев. Причем, что немаловажно, речь идет о традиции периода Второго храма, о традиции дохристианской, которая остается актуальной не только для Синагоги, но и для Церкви[1].

      В том, что касается понимания Торы, важно прежде всего отметить многозначность самого этого слова. Чаще всего под Торой понимали закон и законодательный текст, текст вполне конкретный и непременно кодифицированный, т. е. официально одобренный и принятый соответствующим законодательным органом (чаще всего собранием представителей двенадцати еврейских племен, из которых и состоял народ). Именно поэтому слово «тора» и переводят обычно как «закон» (вернее, как «Закон» с большой буквы, имея в виду, что речь идет не о законе, придуманном людьми, а о Законе, данном Богом). Торой, однако, могли называть также учение, обучение и научение, в частности, в том, что касается вопросов, связанных с жертвоприношениями и ритуальной чистотой. Впоследствии речь нередко шла уже не просто о ритуальной чистоте, но и о чистоте духовной, а Тора становилась учением о чистой жизни как о жизни праведной, предполагавшей не просто формальное соблюдение норм ритуальной чистоты, но и в максимально возможной степени сохранение себя от всякого греха. Такой подход стал особенно актуальным в контексте учения пророка Иеремии о новом завете, о завете мессианском, и о мессианской эпохе, когда заповеди будут уже не просто выбиты на камне, как это было прежде, но когда они будут написаны в сердце каждого. Именно этот взгляд пророка на Тору породил в иудаизме периода Второго храма такое ключевое для иудейской духовной традиции понятие, как внутренняя Тора и идеал того, что в эллинистические времена стали называть «живой Торой». Внутренняя Тора предполагает тождество намерения, интенции, желания совершить тот или иной поступок с самим поступком. О внутренней Торе говорит Спаситель в Нагорной проповеди, приравнивая ненависть к убийству, а вожделение – к прелюбодеянию. Ненависть и вожделение необязательно предполагают соответствующий поступок, но само их наличие в сердце и в душе фактически означает совершение того же самого греха, который предполагают вытекающие из

Скачать книгу


<p>1</p>

Вопрос объема дохристианского Предания является весьма сложным и обширным. Никоим образом не претендуя здесь даже на попытку его разрешения, заметим лишь, что значительная часть упомянутого Предания отражена в чисто иудейских религиозных текстах, среди которых в первую очередь необходимо упомянуть Талмуд. Будучи по своему характеру и происхождению текстом сугубо иудейским и притом раннесредневековым, Талмуд, тем не менее, отражает в значительной мере иудейскую традицию периода Второго храма, периода дохристианского, периода, на духовное наследие которого Церковь имеет прав как минимум не меньше, чем Синагога. Дело, разумеется, осложняется тем, что выделить в массе талмудических текстов те, которые принадлежат дохристианской эпохе, непросто, но это вряд ли может и должно останавливать нас, если мы хотим сколько-нибудь адекватно представить себе тот контекст, внутри которого формировались, между прочим, и новозаветные тексты тоже.