LITMIR.BIZ

Скачать книгу

заклепанное навечно железо, освободилась безо всякого разрешения из Санкт-Петербурга.

      После воцарения императрицы Елизаветы Петровны – в пользу ее и интриговал против Меншикова Толстой – потомкам Толстого возвратили имения и титулы. И род ожил. Один из многочисленных внуков Толстого, прозванный Большим Гнездом, оставил огромное потомство – двадцать трех сыновей и дочерей, и каждый отыскал себе теплое местечко при царском дворе или неподалеку от него.

      Из всех птенцов этого гнезда Илья Никитич оказался самым непутевым. С юных лет он пристрастился к карточной игре. Тайна роковой карты, возникающей из колоды словно из глубин судеб, завораживала его. Он сидел перед банкометом, как кролик перед удавом, совершенно загипнотизированный. Шутили, что в тот момент, когда Толстой ставит карту, его можно раздеть догола – и он не заметит этого – не только в переносном, но и в прямом смысле слова.

      Но раздевали, конечно же, в переносном смысле. И, оставшись без близких родственников, которые присматривали бы за ним, Толстой в двадцать с небольшим лет спустил за карточным столом все, что имел – два небольших поместья, дом в Санкт-Петербурге, и влез в долги.

      Счета вести он не умел, бегать от кредиторов не имел сноровки. Они устроили на него облаву и обобрали дочиста, безжалостнее, чем партнеры за зеленым столом. Отняли все – и мебель, и гардероб, все, кроме одежды, бывшей на простодушном графе. Он же попросил оставить ему и одного дворового человека (всю его прислугу, включая повара, ездившего обучаться в Париж, продали для покрытия долга вместе со швейцаром и выездом).

      – Кто же меня разденет? – удивленно развел руками Толстой перед кредиторами, – не спать же мне в панталонах.

      Одеваться и раздеваться людям, принадлежавшим к высшему свету, в те времена было не так-то просто. По крайней мере, Толстой и понятия не имел, как это делается. Кредиторы, люди в общем-то не мягкосердечные, но в тот раз, взявшие с попавшего в их сети барина даже больше, чем полагалось, смилостивились и оставили ему одного недоросля из комнатных лакеев. Такого продавать – больше двадцати рублей за него не выручишь. Знать бы им, сколько этот недоросль мог приносить денег – удавились бы от зависти.

      Звали недоросля Павлушей. Оказавшись с барином на улице – на улице в прямом смысле этого слова – их в тот же день выгнали из отнятого за долги дома, Павлуша занял денег, накормил голодного графа, снял угол, а потом не только раздевал и одевал своего барина, но и содержал писанием писем и прошений, и лет через пять Толстой уже снимал пол-этажа на Фонтанке.

      Павлуша наловчился по судейским делам, стал этаким Кулибиным стряпчих дел, и приносил в дом сотни тысяч в год. Его можно сравнить со знакомым уже читателю Костеникиным-отцом. Но сравнить только по таланту, и никак не по размаху. Павлуша мог «вытащить» любое сложное дело, но один, без сообщников, взятки давал и брал совсем небольшие, миллионами не ворочал, а уж в трактиры и к веселым красавицам и подавно не заглядывал, все, что зарабатывал, нес барину, содержал дом и прислугу, да еще и немало уходило

Скачать книгу