LITMIR.BIZ

Скачать книгу

и мучную кашу. Вчера я принесла от Лили немного рисовой плюс твоя школьная тарелка супа – вместе что-то дают, оставляя чувство сытости, надолго. А я вообще в этом смысле счастливица – есть не хочется. У Лили все нормально. Я счастлива, что эти дни она полностью ела свой обед – ей тоже надо немного окрепнуть. Она дала мне 700 граммов хлеба, 50 грамм масла и 35 грамм песку, так что мы вчера пировали. Кончаю. Тороплюсь к вам. Любящая тебя сестра. 10 февраля 1942 г.»

      И другая записка. Такой же знакомый, но другой, детский почерк:

      «Братик мой! Ты будешь спасен, ты поправишься, ты силен духом, спаси нам папу, поддерживай его морально, не давай ему быть угрюмым, говори с ним. Будь здоров, дорогой, не могу много писать. Целую тебя. Лиля. 9 февраля 1942 г.»

      После очередного утреннего обхода врач прописывает мне адонис – сердечное. Странно, ведь у меня ничего не болит, только слабость. Впрочем, я замечаю некоторые сдвиги: мне уже не хочется, как в первые дни, только лежать на койке; я уже сажусь, спускаю ноги и пробую встать. Пока безуспешно – кружится голова. Но появилось желание, а это уже что-то. Люди в палате неразговорчивы, замкнуты, сосредоточены на себе. Слова и мысли только о еде, самочувствии, карточках. Изредка кто-нибудь упоминает о положении на фронтах. Старик в темном пиджаке, с замотанным синим шарфом горлом, присаживается к папе на кровать.

      – Самсон Львович! Вы меня узнаете?

      Пауза. Папа вглядывается, пытается вспомнить, потом смущенно качает головой.

      – Мы работали с вами в «Дорводмосте».

      Он называет себя, папа узнает его. И начинается разговор.

      – Почему в январе два дня вообще не давали хлеба?

      – Остановилась 5-я ГЭС. Кончился уголь, Вода перестала поступать на хлебозавод.

      – Как же наладили?

      – Ведрами таскали. А угля и сейчас нет. Дровами топят. Разобрали деревянные дома по окраинам и топят.

      – Надолго ли хватит?

      – Кто знает. Я свалился две недели тому назад. Привезли сюда на санках, как покойника. Сейчас хожу.

      – Дров нет, а огня много. Пожары каждый день. Откуда пожары? Немец сейчас вроде бы поутих, не стреляет.

      – Постреливает.

      – От буржуек больше. Топят мебелью, не следят. Или затопят, а сами свалятся, заснут. Так и сгорают.

      – Электричества нет, угля нет, воды нет, еды нет, – перечисляет папа.

      – Электричество есть. Для Смольного. И еда есть, и вода…

      – Как ваша семья, Иван Степанович? Где они – здесь или уехали?

      Старик молчит. Греет руки меж острых колен. Я жду ответа. Папа поворачивает заросшую седой щетину голову, некоторое время смотрит на соседа, потом отворачивается.

      Старик медленно поднимается и, опираясь на спинки кроватей, ковыляет к своей койке.

      – Что же ты спрашиваешь? – вырывается у меня, – Разве можно сейчас такое спрашивать?

      – Помнится, жил на Карповке, – как-то невпопад роняет папа. – Трое детей…

      Среди многообразных звуков – стонов, ругани, бессвязного

Скачать книгу