По следам слов - Антология Антология Живой Литературы (АЖЛ)

Скачать книгу

"#i_002.jpg"/>

      Андрей Устинов

      г. Санкт-Петербург

      Окончил Ленинградский государственный университет (факультет прикладной математики). Работал в школе преподавателем математики и информатики, затем программистом в частных компаниях – менеджер проектов, системный архитектор, системный интегратор.

      Из интервью с автором:

      Два года посещал ЛИТО под руководством поэта Александра Шевелёва. В эти годы был написан роман «Перечитывая Джона Китса». Дальнейшая литературная судьба – роман «Аттракцион Любовь», захвативший три с лишним года жизни.

      © Устинов А., 2017

      Сиделка Ночь

      С первой строчки этого эссе хотелось бы мне подчеркнуть – его героями являются исключительно стихи. Все вынужденные прозаические отступления – не более чем разбежавшиеся круги, центр которых есть поэзия.

Распорядок действий

      В юношестве, на заре перестройки, я ходил в ДК Горького – на занятия ЛИТО. Публика была самая разночинная, от старушки – потомственной петербурженки, до тихого графомана-алкоголика, числившегося кладовщиком где-то на Мельничной. Старушка наша разъяснила раз, что весь тот район «Ленфильма» и бесконечных складов звался раньше Глухое Озеро, по имени озерца, относившегося к загородной усадьбе Потёмкина. В начале трагического XX века Городская Дума отвела участок за Невской заставой под свалку – на этом озерцо и закончилось.

      В тех рассказах о былом ощущался мрачный символизм. Занятия вел поэт Александр Шевелёв – сам из крестьян, он учился в ЛИТМО (механика, оптика, кой черт… – все дороги ведут в Рим!), добился в советское время некоторой известности, но начавшаяся разруха незыблемых печатных институтов, коммерциализация Слова… – художник Средневековья легко нашел бы в нем модель стареющего Горацио.

      Однажды, говоря о применении пословиц в стихах, он цитировал нам Пастернака:

      Гул затих. Я вышел на подмостки.

      Прислонясь к дверному косяку,

      Я ловлю в далеком отголоске,

      Что случится на моем веку.

      На меня наставлен сумрак ночи

      Тысячью биноклей на оси.

      Если только можно, Авва Отче,

      Чашу эту мимо пронеси.

      Но продуман распорядок действий,

      И неотвратим конец пути.

      Я один, все тонет в фарисействе.

      Жизнь прожить – не сцену перейти.

      Старушка наша поправила машинально: «не поле перейти». Но Александр Александрович (светлая память!) повторил тихо: «Жизнь прожить – не сцену перейти». Был ли он знаком с Борисом Пастернаком лично, не знаю, но именно с ним он и разговаривал тогда…

      Только этот урок поистине пушкинского свободомыслия я и вынес из тех занятий. Стихи поэтов не надо зубрить. С поэтами – надо разговаривать.

      Я вспомнил о том уроке много позже, когда работал над романом «Аттракцион Любовь». Героем моим был англичанин, колледжский профессор, специалист по русской литературе. Как мог бы доказать я читателю настоящность моего профессора? Подумалось – почему нет? Именно иностранец, хотя читающий бегло и без словаря, но избежавший очеканки наших школ, мог бы отнестись к русским стихам с искренним вольнолюбием, с детским восторгом настоящего почемучки.

      Взять ли стихи Георгия Иванова – моего, без преувеличения, кумира. Других я читал с детства, а его зрелые стихи прочел, как и многие, только зрелым человеком, тем ошеломительнее был эффект. Но другое дело – его вирши юношеские. И Мэтт (мой профессор), чуткий к малейшим нюансам языка, вечно настороженно проясняющий для себя разницу в суффиксах и пр., удивленно замер над:

      Прекрасная охотница Диана

      Опять вступает на осенний путь,

      И тускло светятся края колчана,

      Рука и алебастровая грудь.

      А воды бездыханны, как пустыня…

      Я сяду на скамейку близ Невы,

      И в сердце мне печальная богиня

      Пошлет стрелу с блестящей тетивы.

      – Почему «блестящей»? Почему? – вопрошал он. – Иванов использовал present continuous (настоящее продолженное), а не present perfect continuous (настоящее совершенное продолженное)?

      Перевожу на русский: Алебастровая грудь – символ мертвой статуи. Разве у алебастрового лука была тетива? Разве не более по-ивановски было бы, чтобы та тяжеловатая статуя в Летнем саду лишь на один восхитительный миг («мне однажды почудилось это») одухотворилась, перемнулась с ноги на ногу… И как не вспомнить современные теории Пьера Клоссовски («Купание Дианы»), по которым Актеон был наказан на самом деле за свое живейшее воображение? Должно было произойти так:

      Я сяду на скамейку близ Невы,

      И в сердце мне вздохнувшая богиня

      Пошлет стрелу с блеснувшей тетивы.

      К несчастью или нет, таков именно поэтический распорядок

Скачать книгу