Скачать книгу

хоть христь, хоть нехристь. Лишь бы человек уважительный был, по правде жить старался.

      – Ты, паря, язык-то попридержи, еще припишут нам крамолу. Мало ли что у нас в голове. Служим-то государю, – одернул говорившего служивый в годах.

      Сколь ни пытались казаки на допросе выведать у старообрядцев, откуда они явились и много ли их, те молчали, как истуканы. Один Тихон сквозь зубы процедил: «Не в силе правда».

      – Бросьте, мужики, упрямничать. Покайтесь, и прощение вам будет. Чего в тайниках маетесь? Себя и детей без общества изводите?! – принялся ласково увещевать многоопытный старшина.

      – Соль горькая, а люди не могут без нее. Может, и тяжела наша ноша, но с ней умрем, а не поступимся, ибо наша вера непорочна, со Христа не правлена. Мы с ней родились, с ней и на суд Господний взойдем, – гордо глядя на казака, сказал, как отрезал, Тихон.

      Изъяв по описи золото и мягкую рухлядь в казну, ослушников, до приезда казачьего атамана, заперли в холодной темной клети.

      Бесстрашные, кряжистые бородачи в ней сразу как-то оробели.

      – Ох и погано тут, – вздохнул после долгого молчания Мирон.

      – Что в скиту скажем? Товару-то теперича взять не на что. Одно слово – ротозеи! – горевал Тихон.

      – Не о том печалишься. Прежде удумать надо, как отсель выбраться.

      – А может, покаяться: якобы отрекаемся от веры нашей, а как отпустят – так и чесать домой? – предложил Филимон.

      – Типун тебе на язык. Укрепи дух молитвой! Вера не штаны – ее не меняют по износу. Не можно так даже мыслить, великий то грех перед Богом! – возмутился Тихон.

      На следующий вечер казаки бражничали по случаю именин старшины. В клеть через дверную щель потянуло сивушным смрадом.

      – Неужто такую гадость пить можно? Даже от запаха тошнит.

      – Одно слово – поганцы!

      Гуляли казаки долго, но к середине ночи, вконец одурманенные, все же уснули. Оставленным без надзора арестантам удалось, накинув кожаный поясок на дверную чеку, сдвинуть ее и бежать.

      До скита оставалось два дня пути, когда Мирон с Филимоном захворали, да так, что не могли даже идти. Тихон, запалив под выворотнем костер, уложил товарищей на лапник.

      Больные всю ночь бредили от сильного жара. У обоих перехватило горло. К утру от удушья помер Филимон. Тихон топором вытесал из отщепа лопату, отгреб с кострища угли и, выкопав могилу, похоронил товарища. Мирону же немного полегчало, и они решили двигаться дальше. С трудом одолев двенадцать верст до лабаза с припасами, ходоки остановились на ночевку. Впервые со дня заточения поели.

      Тихон соорудил из сухостоин жаркую нодью[29], из снежных кирпичей – защитную стенку и лег рядом с Мироном на лапник. В тепле сон сморил обоих. Благо нодья горит долго и жарко. Когда Тихон проснулся, его спутник был уже мертв…

      К скиту Тихон подходил в поздних сумерках. В густом кедраче было темно, но над небольшими лоскутами пашен, укрытых осевшим крупнозернистым снегом, еще держался бледно-серый свет. У тропы, в незамерзающем роднике, как

Скачать книгу


<p>29</p>

Нодья – костер для ночлега: промеж кольев кладут два достаточно толстых сухих ствола; жар и скорость горения регулируют приподнимая или опуская верхний ствол.