ТОП просматриваемых книг сайта:
Первое слово Съела корова. Гила Лоран
Читать онлайн.Название Первое слово Съела корова
Год выпуска 0
isbn 978-5-86280-025-5
Автор произведения Гила Лоран
Жанр Поэзия
Издательство НП «Центр современной литературы»
П редисловие
Чудо разгерметизации
В книге «Двенадцать ключей мудрости» Василий Валентин советует: «Сооруди три великих крыла для земли – пусть они нудят ее со всею силой так, чтобы она поднялась до небес и даже до небес небес, в высочайшие их области. Потом сожги ее крылья, чтобы земля упала в красное море и утонула в нем. А затем огнем и воздухом высуши эту воду, чтобы снова образовалась земля». Именно так поступает Гила Лоран. В ее поэзии совершается полный цикл уничтожения и созидания – и не только земли, но и всего остального. Для этого порой требуются куда более странные манипуляции, нежели те, которые предписывает обладатель ключей мудрости. Но такой путь – единственно верный.
Когда современные стихотворцы решили обжить здание традиции, оно очень быстро обнаружило свою непригодность для прямолинейного пользования, а затем и вовсе обвалилось под тяжестью многочисленных жильцов. Ныне те, кто не сгинул в этой коммунальной катастрофе или родился после нее, снова учатся ходить по земле и ощупывать предметы, не злоупотребляя при этом инструментами, которые обнаруживаются в развалинах рухнувшего жилища. В результате выясняется, что масло масляное, а мишка плюшевый, но и только – для более впечатляющих открытий все же необходимо какое-то снаряжение; попытка же его раздобыть приводит на развалины. Чтобы выйти из порочного круга, нужно аннигилировать и предметы, и инструменты, а затем создать их снова, но так, чтобы масло уже не было масляным. А сделать это можно, только уничтожив и возродив самого себя.
Поэтический субъект Лоран как раз и возник в результате смертельной операции такого рода. «Наш современник», «обеспокоенный интеллектуал», «человек дигитальной эпохи», да и вообще «человек» подвергся хладнокровному закланию. Вместо него явилось невиданное многоликое существо с невероятно сложной духовной анатомией, при необходимости умеющее превращаться и в нашего современника, ив человека дигитальной эпохи. Существо это живет сразу во всех временах – для него нет хронологической пропасти между советскими буднями двадцатипятилетней давности, библейской древностью и средними веками. Каждую из соответствующих реальностей, включающих в себя свой фольклор и свои коллективные фантомы, оно переживает одинаково интенсивно, и именно такому существу под силу изменить предметы – хотя бы путем наложения этих реальностей друг на друга. Но, в отличие от многочисленных «поэтов культуры», Лоран не растворяется в ней и не попадает от нее в зависимость, а, напротив, подчиняет ее своей авторской воле. Цитаты и аллюзии нужны здесь для того, чтобы выразить собственную сущность и рассказать собственный сюжет, который гораздо важнее, чем выдумки литераторов и свидетельства историков. Новое существо снабжено таинственным органом, позволяющим выносить оккультные приговоры всему происходящему и смеяться по-настоящему страшным смехом. Виртуозная работа с дискурсами и стилями, сама по себе поэзии не делающая, здесь служит подспорьем при создании босхианской мистерии – иногда, правда, ехидно сжимаемой до кукольно-камерных масштабов. Сюрреализм Лоран с его смещенной телесностью и карнавализацией абстракций – парадоксальный путь к катарсису. Лоран – артист: даже спуск в адские бездны не мешает ей играть и перевоплощаться. Неудивительно, что как поэт она пребывает в благородном вакууме – в ее поколении сблизить и сопоставить ее не с кем.
Язык преображенного поэта – тоже результат уничтожения и синтеза. В первом стихотворении книги появляется ангел, возглашающий: «Горе, горе, горе прописанным в этой фатере!». Все языки – библейский, советский, устаревший разговорный, современный литературный, трафаретно-поэтический и многие другие – вспыхивают ярким пламенем, чтобы посредством алхимического превращения породить саркастический, горестный и возвышенный язык Лоран. Некоторые ее стихи читаются как стилизация, но на самом деле это дивная поэтическая хитрость, недоступная почти никому: в большинстве случаев конкретного образца для этой стилизации не существует. Речь Лоран в лучших своих отрывках построена на удивительно точной и мощной просодии, выдающей в авторе большого лирика и переводящей его из «современной поэзии» в совсем другой контекст, который ныне, как правило, осваивают только через эпигонство, а не через наследование. Способность говорить так сродни абсолютному слуху.
Поэзия Лоран глубоко трагична. Это поэзия боли и ее мученического преодоления. Нестандартные женские истории, угадываемые в этих стихах, равно как и один из характерных героев-протагонистов Лоран – исступленная любовница, она же любовник, сочетающая стилизованную пошловатость с ритуальными практиками и ведущая пересмешнический рассказ о возлюбленной – дают лишь ограниченное представление о корнях этой боли и о ее сути. Источником боли является сама материя мира, делающая желаемое невозможным, а сапфический ракурс – не более чем один из способов выразить это. С