Великие судьбы русской поэзии: Начало XX века - Евгений Борисович Глушаков

Скачать книгу

горькое похмелье на пиру житейском.

      В РЕСТОРАНЕ

      Никогда не забуду (он был, или не был,

      Этот вечер): пожаром зари

      Сожжено и раздвинуто бледное небо,

      И на жёлтой заре – фонари.

      Я сидел у окна в переполненном зале.

      Где-то пели смычки о любви.

      Я послал тебе чёрную розу в бокале

      Золотого, как небо, аи.

      Ты взглянула. Я встретил смущённо и дерзко

      Взор надменный и отдал поклон.

      Обратясь к кавалеру, намеренно резко

      Ты сказала: «И этот влюблён».

      И сейчас же в ответ что-то грянули струны,

      Исступлённо запели смычки…

      Но была ты со мной всем презрением юным,

      Чуть заметным дрожаньем руки…

      Ты рванулась движеньем испуганной птицы,

      Ты прошла, словно сон мой легка…

      И вздохнули духи, задремали ресницы,

      Зашептались тревожно шелка.

      Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала

      И, бросая, кричала: «Лови!..»

      А монисто бренчало, цыганка плясала

      И визжала заре о любви.

      Стихотворения, вроде этого – отличающиеся «парфюмерной красивостью» (выражение Мандельштама), встречаются у Блока всё реже и реже. Уже в письме за 1906-й год, адресованном Евгению Иванову, поэтом было провозглашено: «Настал декадентству конец…» И могло ли быть иначе, когда революционный подъём кровавого 1905 года положил предел историческому упадку и открыл новые пути становления российского гражданского духа, обновления искусства и литературы. В стихах Блока всё жёстче, всё яснее звучат строки, полные реализма и правды. Да и сам он становится всё нелицеприятнее и суровей.

      В конце лета возвратилась Любовь Дмитриевна. Об этих сумбурных бестолковых гастролях она ещё напишет когда-то, на склоне лет, как о лучшем, что было в её жизни. Но теперь была несчастна и… беременна. Обманутый муж отнюдь не упрекал её и не злобствовал, но был готов с ангельской кротостью покориться сложившимся обстоятельствам: «Пусть будет ребёнок. Раз у нас нет, он будет наш общий».

      Они оба, грустная бесплодная пара, были так бедны счастьем, что и несчастью своему едва ни радовались. И даже наивно предполагали скрыть истинное происхождение нагулянного дитяти. Глупая надежда. Труппа, несомненно, знала и сам роман, и действительного отца будущего младенца. Однако поэта не столько волновала неотвратимость сплетен, сколько доселе неведомый ему вопрос – как он будет воспитывать новорождённого?

      Роды были трудные. Мальчик, появившийся на свет 10 февраля 1909 года и названный Дмитрием в честь деда, прожил только 8 дней. Блок, уже говоривший о ребенке «наш сын», сам и похоронил его, и ежегодно навещал могилу. Грустное, но в чём-то и отрадное воспоминание о самом обыкновенном для многих, а для него так и не состоявшемся.

      За день до смерти младенца Александр Александрович, не смеющий отойти от его

Скачать книгу