Скачать книгу

Николаевной, видеть которую уже давно стало главным условием его существования.

      Я знаю: жребий мой измерен, Но чтоб продлилась жизнь моя, Я утром должен быть уверен, Что с вами днём увижусь я.

      От любовной тоски и от скуки деревенской имелось одно единственное спасение: Александр Сергеевич начал писать. И эдак расписался, что вынужденное карантинное сидение в Болдино обернулось таким взлётом вдохновения, таким напором творческой фантазии, каких у Пушкина не бывало ни до, ни после. Обильнейший урожай: «Повести Белкина» числом – пять, три «Маленькие трагедии», поэма «Домик в Коломне», две последние главы «Евгения Онегина», около 30 стихотворений… И это – за три месяца! Даже на такой шедевр, как «Сказка о попе и работнике его Балде», не потребовалось более одного дня.

      А секрет плодовитости этой, кажется, прост. Во-первых, влюбленный Пушкин в ожидании столь возможного, близкого счастья находился на величайшем эмоциональном подъёме. Во-вторых, потребность написать побольше да получше, чтобы заработать на нужды семьи, которая вот-вот образуется. В-третьих, как бы прощание с поэтической вольницей. Женишься – до того ли будет? Ну и, конечно же, спешка. Карантин мог окончиться в любой день, а замыслов столько, что голова кругом идёт. Да и возраст самый подходящий для шедевров – тридцать лет… Всё тут сошлось и сложилось!

      В дополнение к творческому восторгу пришло от Натальи Николаевны письмо – «премиленькое», как выразился поэт, письмо с окончательным согласием выйти за Александра Сергеевича даже без приданного.

      О том, что Пушкин не испытывал особенных иллюзий, женившись на Гончаровой, свидетельствует фраза из его письма к Петру Александровичу Плетнёву: «Чёрт догадал меня бредить о счастии, как будто я для него создан». А через полгода в письме, отправленном уже перед свадьбой другому приятелю, поэт высказался обстоятельнее: «Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как обыкновенно живут. Счастья мне не было. Счастье можно найти лишь на проторенных дорогах. Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся – я поступаю как люди и, вероятно, не буду в этом раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчёты. Всякая радость будет для меня неожиданностью…»

      Горестью, никак не входившей в «домашние расчёты» поэта, явилась смерть его лицейского друга Дельвига в январе 1831 года. После того как шеф жандармерии Бенкендорф вызвал Дельвига в свою канцелярию и ужасным образом накричал на этого добродушнейшего и спокойнейшего человека, упрекая за либеральный тон издаваемой им «Литературной газеты», тот слёг в гнилой горячке и скончался. Неожиданная потеря отозвалась в Пушкине горечью, доселе ему неведомой. Горек и его ответ Плетнёву на страшное известие:

      «Грустно, тоска. Вот первая смерть, мною оплаканная. Карамзин под конец был мне чужд, я глубоко сожалел о нём как русский, но никто на свете не был мне ближе Дельвига. Изо всех связей детства он один оставался

Скачать книгу