Скачать книгу

Андреевна. Становится сыро. Вернитесь, наденьте калоши.

      Дорн. Мне жарко.

      Полина Андреевна. Вы не бережете себя. Это упрямство. Вы – доктор и отлично знаете, что вам вреден сырой воздух, но вам хочется, чтобы я страдала; вы нарочно просидели вчера весь вечер на террасе…

      Дорн (напевает). «Не говори, что молодость сгубила».

      Полина Андреевна. Вы были так увлечены разговором с Ириной Николаевной… вы не замечали холода. Признайтесь, она вам нравится…

      Дорн. Мне пятьдесят пять лет.

      Полина Андреевна. Пустяки, для мужчины это не старость. Вы прекрасно сохранились и еще нравитесь женщинам.

      Дорн. Так что же вам угодно?

      Полина Андреевна. Перед актрисой вы все готовы падать ниц. Все!

      Дорн (напевает). «Я вновь пред тобою…» Если в обществе любят артистов и относятся к ним иначе, чем, например, к купцам, то это в порядке вещей. Это – идеализм.

      Полина Андреевна. Женщины всегда влюблялись в вас и вешались на шею. Это тоже идеализм?

      Дорн (пожав плечами). Что ж? В отношениях женщин ко мне было много хорошего. Во мне любили главным образом превосходного врача. Лет десять – пятнадцать назад, вы помните, во всей губернии я был единственным порядочным акушером. Затем всегда я был честным человеком.

      Полина Андреевна (хватает его за руку). Дорогой мой!

      Дорн. Тише. Идут.

      Входят Аркадина под руку с Сориным, Тригорин, Шамраев, Медведенко и Маша.

      Шамраев. В тысяча восемьсот семьдесят третьем году в Полтаве на ярмарке она играла изумительно. Один восторг! Чудно играла! Не изволите ли также знать, где теперь комик Чадин, Павел Семеныч? В Расплюеве был неподражаем, лучше Садовского, клянусь вам, многоуважаемая. Где он теперь?

      Аркадина. Вы всё спрашиваете про каких-то допотопных. Откуда я знаю! (Садится.)

      Шамраев (вздохнув). Пашка Чадин! Таких уж нет теперь. Пала сцена, Ирина Николаевна! Прежде были могучие дубы, а теперь мы видим одни только пни.

      Дорн. Блестящих дарований теперь мало, это правда, но средний актер стал гораздо выше.

      Шамраев. Не могу с вами согласиться. Впрочем, это дело вкуса. De gustibus aut bene, aut nihil[2].

      Треплев выходит из-за эстрады.

      Аркадина (сыну). Мой милый сын, когда же начало?

      Треплев. Через минуту. Прошу терпения.

      Аркадина (читает из Гамлета). «Мой сын! Ты очи обратил мне внутрь души, и я увидела ее в таких кровавых, в таких смертельных язвах – нет спасенья!»

      Треплев (из Гамлета). «И для чего ж ты поддалась пороку, любви искала в бездне преступленья?»

      За эстрадой играют в рожок.

      Господа, начало! Прошу внимания!

      Пауза.

      Я начинаю. (Стучит палочкой и говорит громко.) О вы, почтенные, старые тени, которые носитесь в ночную пору над этим озером, усыпите нас, и пусть нам приснится то, что будет через двести тысяч лет!

      Сорин. Через двести тысяч лет ничего не будет.

      Треплев. Так вот пусть изобразят нам это ничего.

      Аркадина. Пусть. Мы спим.

      Поднимается занавес; открывается вид на озеро; луна над горизонтом, отражение ее в воде; на большом камне

Скачать книгу


<p>2</p>

О вкусах – или хорошо, или ничего (лат.).