Когда река впадает в море - Андрей Серебряков

Скачать книгу

т, – только накренятся – «очнитесь»; выпрямляются.

      – За окном шторм звуков, – Дженни говорила, – словно вспыхнул целый мир. Я вдыхаю свежий утренний воздух; бросаюсь в глубокий мглистый омут, раскинув руки в стороны, наощупь пробую мягкую прохладу.

      – Волны накатывают с песней, – Сара говорила, – вздыхают, пенятся. Мирно накатывают, прохладу вызволяя на берег; что-то древнее на берег вызволяя. Смотри, Френсис, я тебя нарисовала; это – ты.

      – Эти ракушки, – Ривер говорила, – блестят, словно алмазы, на дне морском. Они тонут и радуются солнцу; свет хватают жадно; преломляют лиловый свет.

      – Ты смеешься надо мной, Сара, – Френсис говорил. – Голова больше туловища; клыки и рога; это – карикатура. Воздух исполнен новым днем (рассвет лиловостью отдает).

      – Идемте скорее, начнем игру, – Лиам говорил. – В саду, где много зелени, и птицы хором щебечут, будет лучше всего. Там можно так спрятаться, что никто не найдет, никто шорохов твоих не услышит. Мы бежим табунком, грохочем и топаем друг за дружкой. И вот уже Френсис спасается бегством, выхватив из рук Сары злосчастный рисунок; Сара бежит следом, верещит вдогонку на весь сад. Я поддаюсь приступу смеха и подмигиваю, показывая Вито на куст боярышника. Припрыгивая, приплясывая, Ривер несется с бутылкой лимонада, точно камень драгоценный к груди прижимает. Кто-нибудь видел Дженни?

      – Все кругом благоухает – весна расцвела, – Вито говорил. – Я скрылся в кустах боярышника, а Френсис проходит совсем рядом, но не видит меня. Не заметил. Теперь я – этот боярышник. Я породнился с ним, он – мой дом, мое общество. Я помогу ему, избавлю от одиночества; смотри, вместе мы свернем горы. И я буду терпелив, я научусь ждать, останусь с тобой до тех пор, пока меня не найдут.

      – Солнце – огненный шар, – Ривер говорила, – а Земля – цветок, что раскрывается под его лучами; днем раскроется, ночью закроется. Ночью лепестки сомкнутся, оградят чудо от мрака (в нем нет света, нет жизни). И мне, как тому цветку, претит ночь. От нее веет холодом.

      – Могучее дерево тянется к небу, – Френсис говорил, – высится, поднимается – выше, выше; с ветром спорит по силе, не ломается. Оно исполнено властью, в нем есть могущество. Мимо проходит старик; лицо его сухо, глаза выцвели; очень прямо проходит, и на нем длинный черный плащ. Солнце в зените разжигается, лучи теплые разбрасывает и старика обжигает, не щадя.

      – Я слышу, – Дженни говорила, – как горы шагают, и эхо дрожит над кромкой неба, мечется; вверх-вниз; вверх-вниз. Я устремляюсь в сад, медленно, затаив дыхание, вышагиваю; позади – каштаны; шаг, позади – вечность. Из сада льются звуки, струятся голоса, взмывают, полные чувства, и падают (неизбежно), осыпаются тут же, точно лепестки розы, гадая, о чем зря сказано, чего не сделано. Кровь приливает к щекам, и сердце гулко бьется под зеленым сарафаном (солнце жаркие лучи разбрасывает). Я вижу ребят и вижу, вокруг, куда ни глянь, рассыпались одуванчики. Каждый из них – маленькое солнышко. Ривер сплела золотой венок, и золотой венок украсил ее рыжую головку. Она – дитя Солнца; притаилась среди красоты, не показывается. А я волосы повяжу белой лентой. Белую ленту – к моим пепельным прядям. Мне не слиться с этой красотой, с этими одуванчиками. Я – другая.

      – Мне нравится слушать ваш смех, – Сара говорила. – Ваши слова, когда вы говорите, все в разных красках, струятся, точно лучи яркие бьют в окно, стекают линиями по прозрачному стеклу. Здесь так много всего, присмотреться только. О чем колышутся поля, поет одинокая свирель? Во всем этом спрятана загадка. Я улыбаюсь. Дженни, смотри, какая красивая бабочка!

      – Я знаю, – Лиам говорил, – что предела нет. И ничего нет постоянного. Но, вопреки, я не изменюсь, пойду против догм. Френсис сидит под деревом, в прохладной тени, травинку жует; Вито мастерит свисток; Сара ловит бабочек, ловит их и отпускает; Ривер плетет венки из одуванчиков, вплетает цветок в белую ленту Дженни, а Дженни оглядывается в своей задумчивой манере на меня; так странно оглядывается, будто сказать хочет что-то. А я, Лиам, не понимаю, как это, я – это я, они – это они. Но я решил теперь: я буду им преданным другом.

      – Я слышу собственные мысли, – Вито говорил. – Они разливаются во мне, словно подземные воды.

      – Я вижу драгоценные камни, – Ривер говорила, – и чувствую, что они для меня только и придуманы.

      – Я вижу воздушный шар; ему все – одно; он сам по себе, – Френсис говорил.

      – Я слышу, как мать читает сыну, – Сара говорила. – Страницы пахнут хлебом, а картинки на них оживают; строчки в картинки превращаются.

      – Утром восходит солнце, а ночью – луна, – Дженни говорила. – Я только и жду, чтобы опустилась прохлада, чтобы портьерой заслонить этот яркий шар. Он слепит меня и тяжестью своей окутывает бесцеремонно, будто бы я ему нужна, будто бы это правда.

      – Странные иногда случаются вещи, – Френсис говорил. – Вроде бы и не должны, а случаются, а все равно происходят. Чем это вызвано, как такое объяснить, не знаю. Но кто-то ведь должен. Может, этим кем-то стану я? Справлюсь – возможно ли? Тогда я должен выбрать подходящий инструмент. Им станет логика. Подходящее оружие? Шпага. Как у Дюма, полагаю.

      – Корабли

Скачать книгу