Скачать книгу

начальство беспокоим. Я и до царя-батюшки доходил, довел господь помазанника видеть, покойного Александра Николаевича, да только дело наше все-таки не выгорело, и отчего, – расскажу сейчас.

      Пошли мы по Питеру, Игнат за меня держится, боялся очень; а я и тогда уже бывалым считался, потому с барками часто ездил. Пошли мы за толпой и вышли на площадь, а народу там тьма-тьмущая. Говорили, в царя стрелял кто-то, и божья милость не допустила. Пробрались это мы сквозь народ и вышли к самому дворцу, на ступеньках даже стали. Игнат сзади вцепился мне в кушак и так не выпускал, а то оттерли бы его, и я бы не сыскал его больше. И вот народ весь на колени опустился, и мы тоже на ступеньках стали на колени, а прошение я за пазухой держу. Выйдет царь – прошение сейчас себе на голову положу – мы первые, сейчас нас царская милость и увидит.

      А рядом с нами стоят какие-то мужики и спрашивают:

      – Вы не с прошением ли?

      – С прошением!

      – И мы с прошением, мы, – говорят, – рязанские; нас ослобонили, волю дали, да вовсе без земли, так мы только на царя-батюшку и надеемся!..

      А там дальше костромские стоят, и те с прошением. А кругом народ шумит, не верит, боится, что царя задело пулею, хочет живым и здравым увидеть. А дальше все кареты и кареты стоят, все посланники от заграничных государей и королей, все поздравлять приехали. Генералов что было, – страсть!

      Наконец зашумело в народе, что гул по лесу пошел: «царь, царь вышел!»

      Весь народ остатний бросился на колени, и крики пошли – «ура и ура!» Шум какой, да радость – что гром гремит! Глаза-то у меня заволокло, я и не вижу, где государь, много с ним генералов было в белых перьях…

      И вдруг точно прояснилось во мне, и вижу я, царь стоит, спокойный, высокий и печальный… Какая печаль и грусть была в глазах его, я и сказать не могу.

      Зашептались тут и рязанские, и Игнат, все как в одно слово сказали:

      «Нельзя подавать прошение – потому что печален государь. Можем ли мы, темное мужичье, наше прошение подавать, когда царь печален, когда кругом заграничные посланники стоят, поздравляют. И если мы тут со своим прошением полезем, что подумают заграничные посланники про наше государство, какие, дескать, у нас непорядки делаются?

      Сел государь в коляску, и мы, как передние, за коляску ухватились, бежим рядом, кричим «ура!» и радуемся. Вижу, и рязанские, и костромские тоже ухватились, кричат и все бегут за коляской, и народ толпой бежит, и все, как дети, и плачут и радуются…

      Видишь, чужак, многим ли из нашего брата приведет Господь царя увидеть? А я вот, как перед тобой, так близко стоял. Ведь что мне стоило, вынь прошение и положь на голову, и царь взял бы его. Да совесть толкнула: «стой, теперь нельзя, государь печален!..»

      Больше царя-батюшку ходакам видеть не довелось. Походили, походили Тимофей с Игнатом по Питеру, сдали свое прошение в «казенный дом», да ни с чем и вернулись.

      – А вскорости царя, – добавил Тимофей, – все равно убили бомбою.

* * *

      Озерной ветер шумел за стеной, шелестел соломой

Скачать книгу