Скачать книгу
наемников не желает идти на мир с карфагенским правительством ни на каких условиях. В качестве ее предводителей выдвинулись Спендий, беглый римский раб родом из Кампании, и ливиец Матос. По словам Полибия (I, 69, 4–7), Спендий опасался, что за ним в Карфаген приедет его хозяин и подвергнет законному наказанию; Матос же, придерживавшийся наиболее радикальных позиций во время мятежа, не хотел стать жертвой разбирательства, которое пунийцы обязательно бы устроили после его окончания. Очевидно, их положение являлось типичным и для многих других солдат, ведь ливийцы в карфагенской армии представляли большинство, да и беглых рабов было немало. И те и другие могли опасаться репрессий: первые как народ, находящийся непосредственно под властью пунийцев, которые были заинтересованы держать зависимое население в абсолютном повиновении, вторые же как в принципе наиболее бесправная категория античного общества. Поэтому Матос вряд ли был далек от истины, когда убеждал своих соотечественников, что после того, как все долги будут выплачены и армия распущена, другие воины разъедутся, кто куда хочет, а ливийцы останутся, и тогда карфагеняне накажут их так, чтобы устрашить наперед всех своих подданных. Его слова упали на благодатную почву, и Матосу со Спендием сразу же удалось во время импровизированного собрания завладеть симпатиями наемников. Они тем паче поверили своим предводителям, что Гисгон во время выплаты жалованья в самом деле почему-то не давал денег ливийцам и задерживал компенсации за лошадей и хлеб. Возбуждение возросло до такой степени, что солдаты не хотели слушать кого-либо, кроме Матоса и Спендия, и насмерть забивали камнями любого другого оратора, даже не вникая в суть его речей. В лагере воцарилась кровавая анархия: «Толпа понимала одно только слово: «Бей!», потому что наемники били не переставая, особенно когда сбегались на сборище опьяненные за обедом. Тогда, лишь только кто-нибудь начинал свою речь словом «Бей!», они, услышав это, со всех сторон быстро кидались бить, и выступавшему с речью уже не было спасения» (Полибий, I, 69, 12–13).
Гисгон по-прежнему пытался усмирить наемников, переговариваясь с каждым племенем в отдельности. Когда же к нему пришли ливийцы с требованием выплаты жалованья, он довольно опрометчиво попытался перевести гнев толпы на ее собственного лидера и предложил взыскать требуемые деньги с Матоса. Эти его слова настолько взбесили наемников, что Гисгон и остальные карфагеняне были тут же схвачены, закованы в цепи и взяты под стражу, а деньги разграблены. Это являлось уже вопиющим нарушением всех принятых норм дипломатии и могло означать только одно: открытую войну. Впрочем, Матоса и Спендия такое развитие событий вполне устраивало.
Закрыв тем самым последний путь к примирению, солдатские вожди сразу же начали расширять базу восстания. Были разосланы гонцы во все ливийские города с призывом к свободе и просьбой всячески поддержать наемников, и почти везде они получили горячий отклик. Сразу же мятежная армия была обеспечена всеми необходимыми
Скачать книгу
