LITMIR.BIZ

      «Помню, мы с мамой вдвоем вышли в сени, потому что там стояли керосинки, на них готовили (не было тогда ни электричества, ни газа, у нас были коптилки еще). Вот мама мне и сказала: «Анечка, пожалуйста, помоги мне принести из сеней продукты». Я выхожу – ну что мне, тринадцать лет, – а она стоит там, плачет. Я говорю: «Ма! Что случилось?» И она, вытирая слезы, говорит мне тихо-тихо: «Приготавливайся жить без отца». Представляете?… И продолжает: «Только ни слова ни Таньке, ни Мишке. Ни тем более папе. Делаем улыбки и входим в комнату».

      Папа умер, когда мы спали, это была глубокая ночь. Накануне, 29 июля, вечером уже, перед сном, мама нам говорит: «Я завтра еду в Москву за продуктами, в Плескове будет грузовик». А мы вдруг в каком-то порыве кинулись ее целовать перед этим расставанием. И папа обиженно-обиженно вдруг говорит: «А что же вы меня-то не поцелуете?» Мы кинулись к нему, тоже целовали, правда, более дежурно.

      И вдруг среди ночи – какое-то движение в комнате. А там комната одна была – большая плюс небольшой отсек за перегородкой. Вместо дверей висела занавеска. Мы с Танечкой спали там, в этом отсеке. А мама, Мишка и папа – в большой комнате. И я проснулась от того, что слышу: какая-то беготня, суета, ничего не могу понять. От страха Таньку разбудила: «Тань, что-то происходит…» Не можем понять что, вылетаем в комнату. И мама нам говорит: «Все. Папы нет». Как? Что? Мама говорит: «Вот только что, вот только что… Посмотрите на часы». Было два часа и семь минут. Я спрашиваю: «А где Миша?» – «Сейчас придет». Потом выяснилось – мама за врачом послала Мишу в Плесково, но тут же выбежала – крикнула ему вдогонку: «Сынок, не надо бежать… Папы больше нет». И Мишка тут же вернулся.

      Позже мама нам рассказывала – когда папа умирал, он сказал: «Ира! Я так любил детей! Я так любил тебя! И передай привет товарищам!» Это его последние слова были.

      В свидетельстве о смерти было написано «двухсторонняя бронхопневмония». Организм не выдержал. Папе было всего 48 лет.

      Вот мы говорим – все забудется. Ничего не забывается! Это было непередаваемо горькое время, которое переломило всю нашу жизнь».