LITMIR.BIZ

      1.

      Терпеть не могу этих рыб.

      Нет, вообще против аквариумных рыбок я, конечно, не имею ничего. Особенно мне эти нравятся – не знаю, как зовут. Такие страшные, будто морские черти. В смысле, аквариумные. Бугристые, коряжистые, все в пупырьях. Жуть. Сила. Красота подводных мышц. Впрочем, каких там мышц. Так, чешуя.

      А эти – пакость. Губошлепы. Присосется к стеклу своей пастью и губами шевелит, будто целуется. С кем? Со мной? И все нутро наружу. В общем, скверная рыба. Скабрезная.

      И вообще, я ненавижу губошлепов. Может, потому что сам такой.

      Хотя какой я губошлеп. Нет, я не губошлеп. Я Кирилл Саратов, человек с редким именем и вообще уникальной фамилией. Нас, Саратовых, на всей земле несколько человек всего и есть. Все, разумеется, в России. Вроде когда-то наш род назывался Саратовские, но одному из моих предков чудилась в своей фамилии некая местечковость. И когда ему паспорт выписывали, он назвался Саратовым.

      Клоун.

      С тех пор мы – Саратовы.

      Так вот, не губошлеп я никакой. А кто – не знаю. Нет такой профессии. Вроде бы и пишу, но не писатель. Писатель – это когда мировая слава, творческие вечера, букеры, антибукеры. А у меня только членство в Союзе. Публикуюсь в журналах, но не журналист. Журналист – это разоблачения, всяческие громкие расследования. Или черный пиар. Или интервью, в конце концов. Но тоже – слава. Вроде бы истфак закончил. Но, конечно, не историк, нет. Историк – это когда научная среда, всякие новые концепции, докторская, и не колбаса, а диссертация, серенький костюм, безумный взгляд, институтская кафедра, экзаменационная сессия, пошлая архаичность, всякие «ну-с, молодой человек». Взятки опять же со студентов.

      Хотя вру – есть такая профессия, есть. Называется «литературный поденщик».

      Но я не губошлеп. Какой я губошлеп? Вот отдыхаю в Светлогорске. Да, не Швейцария. Но большинство таких поденщиков сидят сейчас по подмосковным развалюхам и кормят подмосковных комаров. А я кормлю балтийских. Дышу морским воздухом. Хожу в сырых штанах – этот июль особенно дождливый. Пью «Капитан Морган», ром ямайский. Мороженое вот. Вторая порция.

      Наверное, еще сто пятьдесят, и подведем итог. Утром – пиво, но оно не в счет. Как обычно, думал пивом ограничиться, но теплое оно было какое-то, противное и горькое. Вообще в «Белую лошадь» больше не пойду. Взял водки. Двести, потом сто, потом сто пятьдесят. На пляже – бутылка шампанского, но это не в счет. Вечером – триста водки в «Ветерке», затем двести, нет, двести пятьдесят в «Вике», и тут двести рома с мороженым, и еще будет сто пятьдесят.

      Литр триста пятьдесят. Это кроме того, что не в счет. Да, не слабо, конечно, но и не личный рекорд, это уж будьте покойны.

      Ну, ничего. Здесь морской воздух, полезный.

      Так. Снова этот дядечка. Сейчас, как пить дать, подойдет. Я еще, когда с самого начала с ним столкнулся, понял: так просто дело не закончится. Хотя он всего лишь на меня посмотрел. Но как посмотрел! Нет, не агрессивно, ничего такого не было. Просто взглядом человека, который вдруг понял, что именно ему в жизни нужно. Притом, как оказалось, нужно не от кого-нибудь, а от тебя. И он свое возьмет, как будьте-здрасьте.

      Он, впрочем, и сейчас не агрессивный. Только пьяный очень. Хотя вроде и не пахнет от него. Так. Сел напротив. Очень мило. Смотрит. И молчит. Чего молчит? А официанткам хоть бы что. Как будто он мой брат или коллега по работе. Носом не поведут. А знают ведь его: когда я только заходил в это кафе (а мой незваный визави, напротив, уходил), они с ним о чем-то говорили.

      Хотя что эти девочки сделают? Их против такого кинг-конга нужно как минимум двадцать, а тут только две.

      Так, пока удается с ним взглядом не встретиться. Глоточек рома, ложечка мороженого, глоток чая. Ну не замечаю я его. Телевизор смотрю. Рыбки опять же. Вот, пакостные.

      – Отпустите мне грехи!!!

      О как! Грехи отпусти. Что-то новенькое.

      – Я вам, знаете ли, не священник. Я обычный отдыхающий. Турист, если хотите. Вы бы завтра в церковь, а? А сегодня уже поздно. Я боюсь, что церковь может не работать.

      – Мне нужно очиститься!

      Вот это рев. Труба иерихонская. Официантки, разумеется, насторожились. Поди не насторожись, когда весь зал (четыре столика свободных, а три все же занято) глядит на этого очищенного. В смысле, пока что не очищенного.

      Ну, а мы в ответ чуть-чуть агрессии. Знай, дескать, наших.

      – Послушайте, я вам не унитаз, чтоб вы тут очищались.

      Тут,

Скачать книгу