LITMIR.BIZ

      На круглых вокзальных часах было четыре часа девятнадцать минут, когда кто-то робко тронул Женино плечо, и Женя, которой снился парк и в парке пруд, на пруду утки, дернула плечом и снова стала глядеть на уток. Однако ее опять потревожили. Женя, не открывая глаз, спросила:

      – Ну кто там еще? Человек спит! У меня во сне утки!

      Мужчина был среднего роста, в прозрачных роговых очках, на голове черная кожимитовая кепка, как у московского мэра Лужкова. Лицо у него, не у Лужкова, конечно, а у мужчины, имело выражение встревоженное:

      – Женя, хорошая моя, единственная моя, прости!

      Женя открыла глаза, засветилась счастливой улыбкой и сказала:

      – Ну уж не единственная!

      – Да, – признал мужчина, – такая моя судьба – мыкаться с двумя! Я ее провожал на аэродроме. Погода такая – никак не давали вылет. Она улетела во Владивосток!

      – Не хочу про нее! – Женя напряглась и села. – Васек-Василек!

      – Женя-Пельменя!

      Василий пристроился рядом. Крепко обнял Женю, а потом они начали целоваться. Женщина, лежавшая напротив и не умевшая спать на вокзале на деревянной скамье, передернулась от отвращения.

      – Не молодые уже. А тоже лижутся! Какая гадость!

      – Уйдем! – сказала Женя. – Здесь нас не понимают! Только плед и подушку надо закинуть за стойку.

      Василий повез Женю к себе, благо жена отбыла далеко, на Дальний Восток, и не могла вернуться внезапно, что вообще-то свойственно женам. Жил Василий в самом центре Самары, неподалеку от знаменитого драматического театра, на Вилоновской улице.

      – А дочь-то где? – забеспокоилась Женя, увидев, куда ее доставил Василий.

      – У бабушки. Она в английскую школу ходит, а это как раз в бабушкином дворе.