Скачать книгу

(Volkelt, 1875) и др., подчеркивали, что в сновидении чаще присутствуют боль и неудовольствие, нежели удовольствие. Более того, Сара Уид и Флоренс Халлам, проанализировав свои сны, в числовом выражении представили доказательства преобладания в сновидениях неудовольствия (Hallam, Weed, 1896). 57,2 % сновидений они называют неприятными и только 28,6 % – приятными. Помимо этих сновидений, переносящих в состояние сна разнообразные неприятные чувства, возникшие в жизни, существуют также страшные сны, в которых эти самые ужасные из всех неприятных ощущений будоражат нас до тех пор, пока мы не просыпаемся, и особенно таким страшным снам подвержены дети (ср. работу Дебаккера [Debacker, 1881], посвященную pavor nocturnus), у которых сны-желания, как мы обнаружили, проявляются открыто.

      И действительно, именно страшные сны, казалось бы, исключают возможность обобщения тезиса, к которому мы пришли, основываясь на примерах в предыдущем разделе, что сновидение представляет собой исполнение желания, и даже вроде бы делают его абсурдным.

      Тем не менее опровергнуть эти якобы убедительные возражения не очень сложно. Просто необходимо иметь в виду, что наше учение основывается не на оценке явного содержания сновидения, а относится к содержанию мыслей, которое открывается благодаря работе по истолкованию сновидения. Сопоставим явное и скрытое содержание сновидения. Действительно, есть сновидения, явное содержание которых имеет самый неприятный характер. Но пытался ли кто-нибудь истолковать эти сновидения, раскрыть их скрытое содержание? Если нет, то оба возражения к нам уже не относятся; ведь остается возможность того, что даже неприятные и страшные сны после истолкования окажутся исполнениями желания[102].

      В научной работе часто бывает полезно, когда решение проблемы доставляет трудности, привлечь вторую проблему, подобно тому, как два ореха проще расколоть друг о друга, чем каждый из них по отдельности. Поэтому перед нами стоит не только вопрос: каким образом неприятные и страшные сны могут быть исполнениями желаний, но и, основываясь на наших предыдущих рассуждениях о сновидении, у нас возникает второй вопрос: почему сновидения, индифферентные по своему содержанию, которые оказываются исполнениями желаний, не обнаруживают этого своего смысла в явном виде? Возьмем, например, подробно проанализированное нами сновидение об инъекции Ирме; оно отнюдь не имеет неприятного характера и в результате толкования оказывается очевидным исполнением желания. Но зачем вообще нужно толкование? Почему сновидение не говорит прямо того, что оно означает? На самом деле и сновидение об инъекции Ирме поначалу не кажется изображением исполнения желания сновидца. У читателя не возникнет такого впечатления, но я сам не знал этого, пока не провел анализ. Назовем такое поведение сновидения, которое нуждается в объяснении, фактом искажения в сновидении, и тогда встает второй вопрос: откуда берется это искажение?

      Если расспросить о самых первых мыслях, которые возникают по этому поводу, то можно, пожалуй, найти самые разные решения, например,

Скачать книгу


<p>102</p>

Дополнение, сделанное в 1909 году: Совершенно невероятно, с каким упорством читатели и критики игнорируют эту идею и оставляют без внимания принципиальное различие между явным и латентным содержанием сновидения. – Дополнение, сделанное в 1914 году: Из всех высказываний, имеющихся в литературе, ни одно, однако, не соответствует этому моему положению, как одно место в статье Дж. Салли «Сон как откровение» (Sully, 1893), ценность которой не уменьшается из-за того, что я впервые ссылаюсь на нее только сейчас: «It would seem, then, after all, that dreams are not the utter nonsense they have been said to he by such authorities as Chaucer, Shakespeare and Milton. The chaotic aggregations of our night-fancy have a significance and communicate new knowledge. Like some letter in cipher, the dream-inscription when scrutinized closely loses its first look of balderdash and takes on the aspect of a serious, intelligible message. Or, to vary the figure slightly, we may say that, like some palimpsest, the dream discloses beneath its worthless surface-characters traces of an old and precious communication». [«После всего этого, наверное, становится ясным, что сновидения – это не полная бессмыслица, как полагают такие авторитеты, как Чосер, Шекспир и Милтон. Хаотические нагромождения наших ночных причуд имеют свое значение и сообщают новое знание. Как в зашифрованном письме, “надпись” в сновидении после тщательного изучения теряет свое первое впечатление галиматьи и приобретает аспект серьезной, понятной вести. Или, выражаясь несколько иначе, мы можем сказать, что, подобно некоему палимпсесту, сновидение обнаруживает под своими ничего не значащими буквами на поверхности следы древнего ценнейшего сообщения». Разрядка Фрейда. – Прим. пер.]