Скачать книгу

чтобы в самое гриппозное время не отключили отопление в целом районе. Сколько надсадных кряканий у прохожих, сколько нервных писаний в газеты, жалоб, угроз, увещеваний слышим и видим мы ежезимно (да и летом ещё). И все ищут какое-то загадочное служебное лицо или инстанцию, допускающих головотяпство. А на самом деле всё элементарно и просто. Спросил я как-то старого нижегородского водопроводчика, почему так бестолково ведётся ремонт подземных трубопроводов, есть ли схемы прокладки этих труб по городу, время их заложения и ремонта, материал, толщина, изоляция… И услышал то, о чём грустно догадывался, многие трубы заложены ещё до войны, документации почти никакой не было, а то, что было, утеряно в войну. Лишь несколько старых городских мастеров водопроводчиков знали всё это хозяйство на память и на ощупь. Теперь они вымерли, а молодые копают наугад, вырезают худую часть старой ржавой трубы длиной в три – четыре метра, заменяют её новой и засыпают до зимы. Если взять только центр города с общей длиной отопительных труб в три-четыре километра, то на полную замену этих труб потребуется тысяча лет! Однако будем справедливы, иногда заменяют всё же побольше; метров по десять, по сорок… Но и при таких темпах надо сто лет.

      2. Все творения, все дела людей как-то мельчают, тускнеют перед зимой как перед вечностью. Вся наша жизнь будто сжимается, душа забивается в «угол» и скулит жалобно словно собака в худой продувистой конуре. Нам хочется хоть немного сочувствия и добра, хоть немного тепла и неба. Но «унесли» наше тепло небесные птицы, оставили нас одних у пустых рек и лесов. И вот мечется, ищет что-то душа, а чего, и сама не знает. Но будто что ещё помнит… И силится, силится возвернуть это утраченное, но не знает, как. Помог бы кто.

      3. Если случится в предзимье увидеть последнюю цепь улетающих гусей, невольно остановишься среди поля и провожаешь их как обречённых. Так тяжело, натружено взмахивают они крылами, будто уносят на себе неимоверную тяжесть. Это совсем не то воздушное шествие первых отлетающих стай: там овладевает тобой лёгкая грусть одиночества, осознание конца лета и жалеешь, вроде бы, самого себя. А здесь – их жаль: долетят ли? Но что значит эта наша жалость к безнадёжно отставшим, хоть людям, хоть птицам? Мы даже не спрашиваем причины запоздания, а сразу грустим, расстраиваемся. Видимо, потому, что нарушаются сроки, порядок, гармония – всё то, что заложено в нас заранее, свыше, и мы болезненно воспринимаем нарушение этого порядка и в себе и в мире.

      4. У человека ничего нет в этом мире. А если и есть, то оно – вроде бы твоё, а вроде, и не твоё: как метро, поле, лес… А может, ничего и не надо? Жили же наши колхозники полвека без своих полей. Оно, может, ещё и лучше так-то: ни заботы, ни боязни, что украдут или сгниёт, сгорит… Всё вокруг есть (лежит или валяется без присмотра), и всё не твоё. У всех советских людей была особая свобода: свобода от собственности. Мы имели огромную страну, которая принадлежала как бы будущему, но не нам.

      Наверное, именно поэтому мы с такой лёгкостью возвратились в христианство: нас не тяготило

Скачать книгу