LITMIR.BIZ

Скачать книгу

– там земля родная, с Дону… Палага на прощанье на гайтан навязала и на шею привесила…“ Какой ужасный бред!.. Бедная Палага – не жди вестей от своего друга… А Панин – как он жал мне руку, как благодарил: не на гайтане, говорит, „а в глубине сердца буду носить ваш образ и умру с ним“… Зато и Алкид же был рад, когда увидал меня в обозе, как собака терся своей головой о мое плечо.

      Ты что жалобно чирикаешь, бедненькая птичка? Боишься за свое гнездышко?.. Да, наши кони растопчут его, как топтали вчера людей… Странно! Вчера на перевязочном пункте, содрогаясь от стона раненых, я еще более содрогалась оттого, что слышала, как где-то неподалеку в кустах заливался глупый соловей, словно бы это был наш сад на Каме, где я играла с собаками, а не смертный пункт…»

      Впереди какое-то препятствие – и ряды конницы, двигающейся большею частью гуськом, останавливаются. Это плотина на дороге, гать, да такая узкая, что может пропустить только по три всадника в ряд. Передние отряды переправляются, а задние выжидают. Солдаты перекидываются замечаниями.

      – Да ты прежде накорми солдата, да тады и веди в дело.

      – Знамо, голодному какая война?

      – Это точно, какая храбрость у голодного?

      – На голодное брюхо и пуля идет, а от сытого брюха отскакивает.

      Смеются. Настоящие дети!

      – А все провиянтские… пусто б им было!

      – Знамо, провиянтские… Не француз нас бьет, а свой брат чиновник.

      В стороне от дороги спешились гусары и кучкой уселись около чего-то, рассматривают что-то с большим вниманием. Дурова подъезжает к ним. В средине кружка сидит старый гусар и держит на коленях что-то такое, к чему и приковано внимание всего кружка. Это что-то – черненькая собачонка. Бок у нее перевязан окровавленной тряпкой. Суровые, загорелые лица гусар с нежной любовью и жалостью смотрят на раненое животное.

      – Что это, братцы? – спрашивает девушка, тоже спешиваясь.

      – Да вот Жучка наша эскадронная отходит.

      – Ах, бедненькая! – ранена разве?

      – Да, ранил вчера проклятый француз… Семь раз с нами в атаку ходила – целехонька была… Уж мы ее и отгоняли, так нет – вон дядю Пилипенка она на шаг от себя не отпускала, любит ево шибко, – ну, и зашибли ее, – говорил словоохотливый гусарик.

      А дядя Пилипенко глаз не спускает со своего дорогого, раненого друга. Руки, загрубелые в битве, никогда не дрожавшие, когда тяжелым палашом мозжили и турецкие, и французские головы, или когда в Италии сплетали этим палашом кровавые лавры Суворову – эти руки теперь дрожат, бережно поддерживая умирающую Жучку. И углы губ дрожат у старого гусара, под седыми бровями блестят слезы на опущенных ресницах.

      – А давно она в вашем полку? – спрашивает девушка, у которой при виде слез старого гусара тоже готовы брызнуть слезы.

      – Давно уж – самого как есть с походу. Она нам всем как родная была… Дядя Пилипенко за пазухой ее у себя маленькую вынянчил… Уж и любила ж она его!.. Да и мы любили ее – так эскадронной крестницей и звали… Да и отплатила она нам – под Пултуском

Скачать книгу