LITMIR.BIZ

      ПУШКИН (задумчиво). Пожалуй, что и так. Поэзию убить нельзя. А значит, нельзя убить и поэта.

      НИКИТА. Вот, а я о чем. Вы же кто есть сами собою? Вы – человек при должности. Царский канцеляриус.

      ПУШКИН (смеется). Канцеляриус? Так ты мое положение понимаешь?

      НИКИТА. А как иначе? При самом государе архивом заведываете. Так что нечего нам за эту дуэль волноваться! Сколько у вас было дуэлей – и все живы-здоровы.

      ПУШКИН (тяжело). Нет, Никита, нынче не то, что надысь. В этот раз у меня плохое предчувствие. Помнишь, цыганка нагадала мне смерть от белого человека или от белой лошади?

      НИКИТА. Ну, до лошади господин Дантес еще много не дотягивает. Ни копыт хороших ему Бог не дал, ни хвоста.

      ПУШКИН. А до человека, по-твоему, дотягивает?

      НИКИТА. До человека – тем более нет.

      ПУШКИН (мрачно). Это, Никита, все мечты и грезы. Когда наставят на тебя пистолет, тогда совсем другая история пойдет.

      НИКИТА. Не наставят.

      ПУШКИН. Наставят. Я уж вызов ему послал.

      НИКИТА. А назад отозвать? Яко небывший?

      ПУШКИН. Назад нельзя, дело чести. (Вздыхает). Эх, Никита, думаешь, весело мне стреляться? И убивать мне неохота, а умирать – подавно.

      НИКИТА. И не нужно вам умирать.

      ПУШКИН. Так что же делать?

      НИКИТА (после паузы). А вот если бы он как-нибудь сам умер, Дантес этот…

      ПУШКИН. Как это – сам?

      НИКИТА. А… например, лопатою. Или топором… Еще в двенадцатом годе с французом завсегда так поступали. Поднялась, значит, дубина народного гнева – и готово дело.

      ПУШКИН (смотрит на Никиту). Ты что же мне предлагаешь? Убить его тайно?

      НИКИТА. С Божьего соизволения.

      ПУШКИН (задумчиво). А ведь ты негодяй, Никита.

      НИКИТА. Для вашей пользы, барин, и негодяем готов, и даже в острог пойти.

      ПУШКИН (вздохнув). Ты-то, может, и готов, да вот я не готов.