Скачать книгу

Ходасевича из статьи, написанной в 1929 году и посвященной поэзии Бунина:

      «Вероятно, молодой Бунин, один из последних питомцев совсем иной, помещичьей культуры, почти сразу почувствовал себя чужим среди московских символистов – первенцев российского урбанизма и fin de siecle’я. Ему, человеку гораздо более «земному» и здоровому, особенно резко должны были броситься в глаза те внутренние пороки, с которыми символизм родился на свет и которые в совокупности можно бы назвать декадентскою стороной символизма. Именно декадентство, со всеми его бытовыми и литературными проявлениями, было для Бунина всего очевиднее в символизме – и чем очевиднее, тем несноснее. Это и привело к разрыву…

      …Но крайностям декадентов он противопоставил слишком большую уравновешенность чувства; их прихотливости – слишком законченную последовательность мысли; их стремлению к необычайности – нарочитую, подчеркнутую простоту; их парадоксам – явную неопровержимость утверждений. Чем больше субъект символистской поэзии хочет быть исключительным, тем больше субъект поэзии бунинской старается быть нормальным. Весною он счастлив, ночью задумчив, на кладбище печален и т. д. Он говорит слишком ровным голосом и словно стремится походить на того несколько абстрактного, но безукоризненно правильного «человека», которого изображают в атласах».

      Справедливо ли это? И да, и нет. Прежде всего потому, что Бунин ориентируется в том числе на определенную традицию французской предмодернистской поэзии – на линию Парнаса, на таких поэтов, как Леконт де Лиль, Эредиа. Их стремление к спокойному совершенству формы, благородству интонации, выверенности всех деталей, отказ от явного выражения чувств – все это было Бунину близко. Парнасцы влияли и на Брюсова, но тот соединял их традицию с наследием их антиподов – Бодлера, Верлена, следовавших за ними французских символистов. Бунин же соединял Парнас с традициями русской лирики XIX века.

      С другой стороны, нельзя сказать, что Бунин совсем чужд «декадентства» – интереса к темным, страшным, изнаночным сторонам человеческой природы, поэтизации внеморальной силы и мощи. Эти элементы есть и в его прозе («Петлистые уши»), есть и в стихах 1910-х годов («Мушкет», «В Орде»). В его стихах есть и свойственное символистам упоение мгновенными и губительными прозрениями – вспомнить хотя бы такой его шедевр, как «Дурман» (1916):

      Дурману девочка наелась,

      Тошнит, головка разболелась,

      Пылают щечки, клонит в сон,

      Но сердцу сладко, сладко, сладко:

      Все непонятно, все загадка,

      Какой-то звон со всех сторон:

      Не видя, видит взор иное,

      Чудесное и неземное,

      Не слыша, ясно ловит слух

      Восторг гармонии небесной —

      И невесомой, бестелесной

      Ее довел домой пастух…

      В чем, однако, Бунин абсолютный «контрсимволист» – это в бесконечной конкретности, в интересе к материальной, осязаемой детали. Впрочем, в

Скачать книгу