LITMIR.BIZ

      В некоторых случаях диссоциативной амнезии пациенты не осознают, что они утратили способность воспроизводить какую-то часть своих воспоминаний – это так называемая «амнезия амнезии» (9, 122–123).

      Как вы сможете увидеть по мере чтения, мне и моей сестре знакомы избирательный и систематический типы амнезии, а также «амнезия амнезии». Сестра не помнит меня вплоть до своих 15 лет, мы обе не помним отца, а также большую часть событий, происходящих дома, – они абсолютно стерлись из нашей памяти, – и если память об этом была в какой-то мере доступна нам еще 10 лет назад, сейчас я смогла обнаружить это исключительно благодаря нашей с ней переписке. Только из-за работы над этой книгой я осознала, насколько ограничен мой доступ к воспоминаниям.

      О своем отце я больше ничего не помню. Полагаю, нам, как детям, которых любили и о которых заботились, было невыразимо сложно понять, куда же он исчез.

      Как из самого любимого, полного нежности человека он превратился в бездарную скотину и тварь, в того, о ком запрещено говорить.

      Полагаю, нам, как детям, которым нужно было выживать, пришлось адаптироваться к правде, которую предпочитала мама, – ведь мы любили ее. Любили со всей силы наших маленьких сердец.

      И тогда психика вытеснила все те воспоминания, которые были у нас. Оставив после себя пустоту.

      Проблема в том, что эта пустота была осязаема.

      Я ничего не знала об отце вплоть до 16 лет. Я уехала из дома после 10 класса, поступив в ФМШ при Новосибирском государственном университете[4]. Для поступления мне требовались какие-то справки, и одной из них была справка о смерти отца. В ней была указана причина смерти: асфиксия. Кажется, меня это потрясло. Кажется, я попыталась поговорить об этом с кем-то из подруг. Кажется… Но я не помню этого. Помню свое столкновение со словом «асфиксия» – и вновь заполонившую меня пустоту.

      Так продолжалось вплоть до 2012 года – это был год, когда нас с сестрой нашла семья отца.

      Пустота внутри меня, казалось, не требовала ответов. У меня нет ни одного воспоминания о том, что мысли об отце и его отсутствии причиняли мне боль. Я не осмысляла вопрос о том, почему у других детей есть папы, а у меня нет. Я не называла себя безотцовщиной. Это была абсолютно запретная территория для моей психики, и прямые касания с этой территорией происходили только во времена конфликтов с мамой.

      Но это была иллюзия, ведь пустота жила своей собственной жизнью. Она превратилась в отдельную, едва уловимую часть меня, и эта часть взрослела вместе со мной. Она пробуждалась тогда, когда привычная часть моей психики отключалась, – тогда, когда перенапряжение моей нервной системы доходило до предела.

      И это происходило довольно часто. А затем стало неотъемлемой частью моей жизни.

      Ставки были слишком

Скачать книгу